– Передаю в полную власть… – продолжала мама.
– Лучше бы тебе согласиться на мое предложение и мотать отсюда, Тео. Слово ведьмы – лучше! – прошептала Ирка.
Земля под ногами пошла волнами.
– Не сиди на берегу, не смотри в глаза ему. Под горою ворота – не воротишься сюда… – выдохнула Ирка.
Белая наледь у ручья пошла трещинами. Из глубин земли, словно иголка, прокалывающая ткань, поднималась скала. Она была мертвенно-белой, как брюхо жутких рыбин, что живут в непроницаемом мраке у самого дна океана. И невесть каким образом она была угольно-черной, словно обожженной пламенем, страшным, страшнее любого пожара, страшнее ядерного взрыва. По поверхности, наливаясь огнем, тут же потухая и снова вспыхивая багровым бездымным пламенем, пробегали непонятные письмена – и никто бы не смог прочесть их, просто потому, что смотреть на огненные буквы было невыносимо, до дрожи в коленках и пересохшего рта страшно. Вздымаясь все выше и выше, скала вырастала из вспоротой, как гигантским клинком, земли, пока не закрыла собой небо, заставив погаснуть робкие звезды. Земля у подножия скалы заскрипела и, точно челюсти чудовища разомкнули хватку, начала неспешно раздвигаться в стороны, как створки ворот.
Тонкая струйка сухого, будто осенний лист, и невыносимо жаркого воздуха пыхнула между расходящимися створками. Клуб пламени вырвался из открывающегося все шире проема и ухнул в снег, пропалив белую наледь до самой земли – вода тут же испарилась струйками пара. Створки разошлись еще шире… и хлынувший из глубины жар растворил без остатка снег в окрестностях ручья, высушив и землю. Талая вода хлынула в ручей и исчезла, не долетев до поверхности, взмыла густой завесой пара. Ручей тоже начал испаряться, обнажая каменистое дно. До самых колен все затянуло белесым туманом. Воздух стал сухим и жестким и драл горло, точно в него запихали наждачную бумагу. Серебристая наледь на ветвях дерева, у которого стояла Ирка, обрушилась ей на голову потоком горячей воды.
Скала раскрылась. Это были врата, страшнее которых не может быть ничего, – Пекельные врата. Проем рыгнул багрово-рыжим пламенем. Сквозь бушующее марево огненных языков прорисовался силуэт каменной лестницы… и по ней шел человек.
Шел без спешки и в то же время деловито, как занятой чиновник по коридору родной организации. Темный силуэт подходил все ближе… ближе… ближе…
Прямо из пламени человек ступил на землю… и солидно огляделся. Сейчас он казался молодым и больше всего походил на Киану Ривза из «Матрицы», который забыл переодеться для роли экзорциста Константина: длинный черный кожаный плащ, прядь непокорных черных волос, падающих на неестественно белый лоб, черные очки, непонятно зачем нужные в такую глухую ночь, и еще одна дополнительная деталь – небрежно зажатая в сильных длинных пальцах трость с навершием в виде остророгой головы козла.
– А вы на мелочи не размениваетесь, госпожа ведьма Ирка Хортица, – с явным удовольствием сказал пришелец, неторопливо озирая замерших чертей. Его голос – голос случайного знакомого Ирки, старика, что так жадно и восторженно любовался обычным, грязным и загазованным индустриальным городом, словно ему вообще редко приходилось глядеть на что-то при свете обычного земного солнца. – Когда я говорил о вашей мне помощи, я даже не рассчитывал, что она будет столь существенна. Мы еще предыдущую отправленную вами партию толком разместить не успели! – со смешком добавил он.
Первым пришел в себя болотный.
– Это кто? – злобно выдохнул он, делая к пришельцу короткий, но полный угрозы шаг.
– Weiß der Teufel! – с истерическим смешком откликнулась Ирка. – Черт его знает! Любой черт – и мой отчим, герр Тео Фелл, и ты, болотный…
Болотный все-таки не зря стал главой местных чертей – соображал он быстрее всех. Он просто повернулся и побежал, выставив рога и снося всех оказавшихся на его пути чертей. Его копыта дробно колотили в пересушенную жаром землю, вздымая при каждом прыжке тучу серой пыли…
Пришелец поднял трость с головой козла… Вставленные в глазницы козла тусклые камни на краткий миг ожили, засветились багрово-оранжевым пламенем. Длинный и тонкий, как вязальная спица, луч ударил болотному в спину. Яркая огненная точка вспыхнула у него между лопатками… болотный рассыпался липкими черными лепестками золы. Зола завертелась смерчем и тонкой струйкой втянулась в проем между скал.
– Разбегаться поздно, – опуская трость, равнодушно обронил пришелец, и лапы зашевелившихся чертей точно вмерзли в сухую и горячую землю. Совсем как у Ирки недавно. – Вам разрешается стоять на месте… и хранить молчание, – продолжал он. – Впрочем, можете рыдать, умолять, падать на колени и биться рогами об землю – я этого не люблю, но как-нибудь перетерплю. Все равно, что бы вы ни сказали и ни сделали, это будет использовано против вас. – Он чуть дернул уголком рта, не улыбаясь, а скорее обозначая улыбку. – И прямо сейчас, – добавил он… и протянул руку к своим темным очкам.
– Ребята, закрыли глаза, быстро! – прокричала Ирка. – Мама, закрой глаза! – И сжала веки так плотно, что перед глазами поплыли ярко-алые круги.
Почувствовала рядом с собой движение, точно вихрь колыхнул пересушенный воздух, и голос пришельца совсем рядом с ней негромко и чуть насмешливо сказал:
– Ты-то что жмуришься, маленький германский чертик? Тебе все равно: хоть закрывай глаза, хоть не закрывай – jetzt gehörst du mir, теперь ты мой! И все остальные тоже.
Не выдержав, Ирка метнула быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц. Физиономию стоящего рядом Тео страшно корежило – пятачок носа сворачивало набок, рот криво пополз вниз, открывая клыки, из угла потянулась ниточка слюны, рога бодали воздух, копыта колотили в землю, точно он порывался бежать и не мог… Только глаза оставались закрыты.
– Тео, что происходит? Кто этот человек, Тео? – закричала мама, хватая мужа за когтистую лапу…
Тео глухо, безнадежно застонал, и глаза его широко распахнулись.
Пришелец упер трость в землю и снял очки. Берега почти напрочь высушенного ручья огласились многоголосым воплем – полным ужаса и… безнадежности.
Глаза пришельца были налиты такой безоглядной чернотой, что тем, кто против воли и желания вынужден был завороженно, не отрываясь, глядеть в них, глазницы казались пустыми, как у черепа – точно два провала в жадную, всепоглощающую бесконечность. А потом в пустых глазницах медленно, словно приближаясь издалека, начал разгораться свет…
Даже сквозь сомкнутые веки Ирка видела, как вспыхнул этот неистовый свет!
Лучи – багрово-оранжевые и мертвенно-белые – хлынули из глаз пришельца, точно те превратились в два прожектора. Ставшая серой, как пергаментной, кожа высохла, туго обтягивая череп. Медленно поворачивая голову, он повел лучами по толпе чертей – и вопль, вырвавшийся из чертячьих глоток, стал оглушительным. Лучи ударили, и собравшихся на невиданное зрелище подчинения хортицкой ведьмы чертей подхватила невидимая сила. Их завертело в воздухе – брыкающиеся лапы, бессмысленно полосующие воздух когти, реющие хвосты – и безжалостно поволокло к пылающим нестерпимым жаром вратам. Летящий впереди черт попытался ухватиться за край… но тот лишь осыпался сухой землей под его лапами, и черт с криком канул в пламени.