В зале параллельно друг другу стояли три больших стола. Один был пуст и была видна его блестящая металлическая поверхность. На втором лежал труп молодого мужчины – его грязные ступни Андрей видел словно под увеличительным стеклом. У мужчины была взрезана грудная клетка, и два человека в белых, измазанных кровью халатах, которые что-то рассматривали внутри ее, подняли головы при звуке шагов.
На третьем столе лежала фигура, покрытая несвежей простыней. Вревский опередил замершего в дверях Андрея и резким театральным движением фокусника отдернул край простыни.
Андрею потребовалось несколько секунд, чтобы окончательно убедиться в том, что он смотрит на Глашу.
Бинты с ее лица были сняты, и Андрей увидел синюю вспухшую ссадину, что начиналась на круглом лбу, рассекала заплывший, невнятный, как нарыв, глаз и тянулась до уголка губы. Открытая рана чернела на второй щеке – до уха. И потому узнать Глашу можно было лишь по рыжим волосам, по обнаженному плечу, по опавшей полной груди и по руке в веснушках, что протянулась вдоль тела.
– Глаша, – сказал Андрей. – Глашенька…
И вдруг ему стало плохо. Так плохо, что он понял – его вырвет прямо здесь. Он метнулся назад, на улицу. Вревский, не поняв причины бегства, кинулся за ним:
– Стой!
Андрей вылетел из темного закутка, уперся рукой о стену морга, и его вырвало на траву.
Вревский, что выбежал следом, брезгливо отошел и отвернулся.
– Не думал, – сказал он, – и не предполагал, что такие нервишки.
Андрей с трудом слышал его голос – он доносился сквозь вату, и, впрочем, было все равно, что говорит и думает Вревский.
Когда спазмы прошли и осталась лишь такая слабость, что невозможно было оторвать руку от стены, Андрей полез в карман тужурки и достал платок, чтобы вытереть рот.
Полицейский на козлах смотрел на него с любопытством.
– Вам легче? – спросил Вревский, рассматривая вершины деревьев.
– Да… простите.
– Тогда вернемся внутрь.
– Нет!
– Ну что вы, господин студент, что за причуды! Я веду следствие. Вы должны опознать тело.
– Я опознал, опознал! Неужели вы не видите, что я опознал…
Вревский глубоко вздохнул.
– Вы заставляете меня нарушать закон, – сказал он. – Вам лучше?
Тон его смягчился, словно он пожалел Андрея.
– Давайте отойдем к лавочке.
Вревский крепко взял Андрея под локоть и повел к скамейке.
– Я тоже выполняю свой долг, – сказал он. – И долг, поверьте мне, весьма неприятный. Особенно в этом деле. Вчера вечером мне уже дважды звонили от Великого князя. Князь Юсупов прислал телеграмму, вы представляете, какой интерес к этому делу?
Вревский усадил Андрея на скамейку.
– А теперь покончим с формальностями. И я отпущу вас. Когда и при каких обстоятельствах вы видели в последний раз усопшую?
– Вы же знаете, вчера. А что с ней случилось?
– Неужели вы не знаете? – Вревский был крайне удивлен. – Я думал, что вы догадались. Служанка вашего отчима была убита сегодня ночью. Убита ножом.
– Убита?
– Только прошу не устраивать представлений! – крикнул Вревский, увидев, что Андрей вновь порывается вскочить со скамейки. – Не ведите себя как институтка!
Санитары, что тащили в отдалении носилки с ранеными, оглянулись на крик.
– Сейчас, – сказал Андрей, вырывая руку.
Рвота не шла – внутри все исходило судорогами, но из горла вырывался только кашель.
Вревский дождался, когда Андрей чуть успокоится, и продолжал, не сводя с него взгляда:
– Убийца проник через окно из сада, точно так же, как это незадолго до того сделали вы. К сожалению, эти оболтусы опять не заперли окно как следует, хотя клянутся в обратном.
Вревский поднялся и подошел к Андрею, который стоял, опершись о ствол тополя.
– Что знала Глафира такого, что напугало убийцу? Зачем надо было убивать ее? Ответьте мне – зачем?
– Честное слово, не знаю.
– А убийца боялся. Боялся, что она запомнила его? Или он уничтожал соперницу?
– Какую соперницу?
– Соперницу по завещанию? Ведь дом по завещанию отходит ей. И я имел неосторожность вам об этом проговориться.
– Прошу вас, хватит, Александр Ионович, – взмолился Андрей. – Вы же на самом деле меня преступником не считаете, так не лучше ли потратить время на поиски настоящего убийцы?.. Ее зарезали ножом?
– Смерть наступила, как утверждает доктор, мгновенно.
– Значит, – сказал Андрей, обретая решительность, – это те же люди, что напали на отчима и Глашу на той неделе?
– Почему? – Вревский поднял светлые брови. – Нож – самое удобное оружие, когда нужна тишина. Убийце главное было – не поднять шума. А что у вас с руками?
– Это? Оцарапал о кусты.
– Где же вы отыскали кусты? Вчера этого не было.
– Уж отыскал. Клянусь вам, это не имеет отношения к делу.
– Что имеет, что не имеет, решать буду я.
– Глашу надо похоронить.
– Сначала будет вскрытие. Вы уже видели, как это делается… Не отворачивайтесь. Теперь я понимаю, почему вы не в действующей армии. Вы не выносите вида крови, господин студент?
– Глаша была близким мне человеком, я очень любил ее.
– Что за любовь у молодого человека к служанке отчима?
– Можно, я уйду?
– Отлично, – Вревский поднялся первым, словно идея уехать принадлежала ему, – я вас подвезу куда надо.
– Спасибо, я сам. Мне надо побыть одному.
– Или встретиться с сообщниками? Не морщитесь, я шучу. Честно говоря, когда урядник сказал мне, что видел вас возвращающимся домой ранним утром, я счел было вас убийцей. Семейные отношения – замечательная питательная почва для убийств. Но если вы не великий актер, то, по моим наблюдениям, у вас духу не хватило бы всадить ножик в покойницу.
Вревский стоял, наступив на подножку пролетки. Он не намерен был щадить Андрея – видно, таков был его следовательский метод.
А Андрей думал – только не вывести его к дому Иваницких. Вроде бы он о них пока не подозревает.
– Так куда вы намерены?
– Мне хотелось бы отыскать моего друга.
– Ахмета Керимова? Не советую с ним знаться – это человек темный и с очень плохими товарищами. Не исключено, что он имеет отношение к этому преступлению. Как видите, я очень разговорчив, потому что испытываю к вам некоторую симпатию. Иной бы следователь связал вас с Керимовым в одну банду. И дело сделано… Садитесь. Я вас довезу до набережной, Керимова разыскивайте сами.