— И кто же возглавит твой отряд? — Я ужасно боялась, что отец назовет кого-то из моих братьев. — Не Энтони? Не Джон?
— Им обоим предстоит служить под командованием сэра Уильяма Гастингса, — ответил отец. — Он присоединит их к более опытному и подготовленному войску.
Я помолчала, потом все же спросила:
— А больше гонец ничего не говорил?
— Это военные сборы, — раздраженно заметил отец, — а не приглашение на праздничный завтрак в честь Майского дня. [8] Он сказал лишь, что послезавтра утром армия Эдуарда пройдет мимо нас, так что мои люди должны быть готовы к ней присоединиться.
Отец резко развернулся на каблуках и скрылся в доме, а я так и осталась стоять на крыльце, сжимая в кармане колючее золотое колечко, напоминающее королевскую корону.
За завтраком мать предложила мне, моим сестрам и двум нашим кузинам, гостившим у нас, посмотреть на проходящую мимо армию и проводить на войну наших воинов.
— Зачем это им? — сердито возразил отец. — По-моему, они и так уже видели достаточно воинов, отправляющихся на войну.
— Хорошо бы все-таки выразить нашим войскам поддержку, — настаивала мать. — Если Эдуард победит, то пусть лучше думает, что мы охотно послали своих людей в его армию. А если проиграет, никто и не вспомнит, что все мы вышли поглядеть, как он проезжает мимо, да ведь можно и отмахнуться, что ничего подобного не было.
— Однако мне все же придется оплатить их экипировку! И вооружить их за свой счет, выдав им то самое оружие, которым я в последний раз воевал как раз против него, Эдуарда! То есть если я собираю людей, отправляю их воевать за Эдуарда и даже покупаю сапоги тем, у кого их нет, — значит, я в любом случае выражаю нынешнему королю свою поддержку. Так или не так?
— Так. И ты должен сделать это в высшей степени охотно и любезно, — заявила мать.
Отец кивнул. В таких вопросах он всегда слушался мою маму и уступал ей. Ведь она была герцогиней, у ее первого мужа, герцога Бедфорда, [9] мой отец в свое время служил всего лишь оруженосцем. Мать также была дочерью графа Сен-Поля, [10] принадлежавшего к бургундской королевской семье. Мало того, будучи первой дамой при дворе Маргариты Анжуйской, мать не знала себе равных в придворных интригах.
— Кстати, муж мой, хорошо бы и тебе пойти с нами, — продолжала мать. — И найти в нашей сокровищнице кошелек золота в подарок его милости Эдуарду Четвертому.
— Кошелек золота! Целый кошелек золота! Чтобы оплатить сражение против законного правителя Англии? Неужели мы окончательно переметнулись на сторону Йорков?
Мать выждала, когда гнев отца утихнет, и пояснила:
— Нам, право, стоит продемонстрировать Эдуарду свою лояльность. Если он победит Генриха и вернется в Лондон королем, то именно его двор и его королевские милости смогут явиться для нашего семейства источником благополучия и широчайших возможностей. Ведь это он будет распределять земли и должности, это он будет разрешать и устраивать браки. А у нас, сэр Ричард, семья довольно большая и дочерей много.
Несколько минут мы сидели, не решаясь поднять головы и опасаясь со стороны отца очередного взрыва гнева. Какое-то время он раздумывал, потом усмехнулся.
— Да благословит тебя Господь, моя чаровница! — воскликнул он. — Ты ведь всегда права. И я поступлю так, как ты советуешь, хоть и наперекор своим собственным желаниям. Можешь даже велеть девочкам, чтобы они украсили себя белыми розами, если, конечно, их можно достать в такое время года.
Мать наклонилась и поцеловала отца в щеку.
— На зеленых изгородях уже расцвел шиповник, — сообщила она. — Конечно, он не так хорош, как садовые розы, но Эдуард правильно поймет наши намерения. А больше нам, собственно, ничего и не нужно.
Разумеется, весь остаток дня мои сестры и кузины пребывали в лихорадочном возбуждении, примеряя наряды, приводя в порядок волосы, обмениваясь лентами и репетируя реверансы. Правда, Елизавета, жена моего брата Энтони, и две самые тихие наши компаньонки заявили, что не пойдут встречать войско, а вот сестры мои прямо-таки себя не помнили от радости. Еще бы: сам король и большая часть его свиты, самые знатные лорды — все они проедут мимо нашего дома! Какая прекрасная возможность произвести впечатление на тех, кто вскоре будет править страной! Если, конечно, победу одержит Эдуард.
— Ты что наденешь? — поинтересовалась моя сестра Маргарита, заметив, что я не участвую в общей суматохе.
— Свое серое платье и серую вуаль.
— Ну, это не самый лучший выбор, и потом, ты очень часто надеваешь это платье по воскресеньям. Почему бы тебе не предпочесть голубое?
Я равнодушно пожала плечами.
— Я иду туда только потому, что этого хочет мама. Вряд ли кто-то из воинов, вновь направляющихся на войну, хотя бы пару раз на нас взглянет.
Вытащив из шкафа свое серое платье, я слегка встряхнула его. Это было мое любимое платье, очень узкое в талии, с небольшим треном сзади. Обычно я подпоясывала его изящным серым кушаком с длинными, низко свисающими концами. Разумеется, я оставила при себе мысль о том, что это серое платье мне гораздо больше к лицу, чем голубое.
— А помнишь, как ты пригласила короля к нам на обед, а он взял да явился? — восторгалась Маргарита. — Почему бы ему снова не посмотреть на тебя — и второй раз, и третий? Он и тогда глаз с тебя не сводил. Ты ему, мне кажется, очень понравилась, ведь он тебе и земли вернул, и на обед к нам пожаловал, и по саду с тобой погулял. Почему бы ему снова не нанести нам визит? Почему бы ему не предпочесть тебя другим дамам?
— Потому что между знакомством и обедом он не получил того, чего хотел! — довольно грубо произнесла я и отшвырнула платье в сторону. — А Эдуард, судя по всему, отнюдь не из тех королей, о доброте и щедрости которых слагают баллады. Цена его доброты оказалась чересчур высока для меня.
— Не может быть! Неужели он намеревался… получить тебя? — в ужасе прошептала Маргарита.
— Именно так.
— Боже мой, Елизавета! И что же ты ему ответила? Как поступила?
— Я ответила «нет». Но это было нелегко.
Мне было даже приятно, что сестра так здорово озадачена.
— Неужели он пытался принудить тебя?
— Не особенно, но пытался. Впрочем, это не имеет значения, — быстро добавила я. — Во всяком случае, я не почувствовала, что значу для него больше, чем любая другая девчонка, вышедшая на обочину дороги.