Его рука слегка коснулась моей, но только слегка.
— Я знаю, Беатрис. Пожалуйста, оставь меня сейчас. Я пьян и устал, мне трудно говорить.
Наклонившись, я еще раз поцеловала Джона и, как могла тихо, вышла из библиотеки. У двери я помедлила и оглянулась. Он уже был погружен в себя. Я видела, что он налил еще стакан, сделал глубокий глоток. Мир показался мне горьким и жестоким.
Я не могла сидеть спокойно в библиотеке и размышлять. Наверху стонала в кровати моя мать. А моя земля звала меня к себе. Как всегда, меня ждала работа.
Гарри сидел рядом с мамой, его лицо было таким же белым, как и ее.
— Беатрис, — вскинулся он, едва я вошла в комнату. Он оттащил меня от кровати и заговорил свистящим шепотом: — Беатрис, мама знает! Она видела нас! Она говорит об этом во сне. Что нам делать?
— Прекрати, Гарри! — грубо оборвала я его, не в состоянии успокаивать его совесть в то время, когда мой муж нуждается в отдыхе от моего присутствия, а сердце моей матери готово разорваться от моего приближения, будто я демон Смерти.
— Прекрати, Гарри! Все слишком плохо для того, чтобы ты тут разыгрывал королеву-девственницу.
Гарри, пораженный моим тоном, уставился на меня, и я подтолкнула его к выходу.
— Одному из нас надо остаться с мамой, чтобы дать ей лекарство. Я побуду здесь до трех или четырех часов, а ты пока отдохни. Сейчас иди и спи.
Он открыл рот, чтобы возразить, но я опять подтолкнула его.
— Ох, иди уж, Гарри! Я просто больна от этой ночи и от тебя. Иди вздремни сейчас, чтобы я могла поспать позже, а утром мы постараемся решить, что нам делать.
Отчаянный тон моих восклицаний прервал стародевические вздохи Гарри, и он, не говоря больше ни слова, поцеловал мои сжатые кулаки и исчез в коридоре. Я повернулась на каблуках и направилась к маминой постели, как приговоренный идет на эшафот.
Мама опять застонала и заметалась на подушках, но под влиянием лауданума быстро успокоилась. Мне предстояло не очень приятное бодрствование. Внизу находился мой муж, который предпочел напиться и заснуть, чем разговаривать со мной. В своей спальне Гарри уже свернулся калачиком, согревшись в чистом и безгрешном тепле Селии. Мама в своей постели боролась со смертельным зрелищем, вероятно стоявшим перед ее глазами. Одна я бодрствовала этой ночью. Как ведьма, я сидела на стуле, следя, как серебряный лунный свет ткет свою паутину между мной и маминой кроватью. Я сидела, набираясь сил от спящей черной земли за окном, и выжидала.
Спустя некоторое время я поднялась и склонилась над мамой, она забеспокоилась, будто почувствовав мой взгляд, но не проснулась. Я всмотрелась в ее бледное лицо, прислушалась к прерывистому дыханию и удовлетворенно улыбнулась. Подошло время дать маме лекарство. Пора будить Гарри.
Как привидение, я выскользнула из комнаты и постучала к ним в дверь. Открыла мне Селия.
— Гарри спит, — ответила она шепотом. — Он сказал мне, что ваша мама больна. Может, я пойду посижу с ней?
Я улыбнулась. Все складывалось как нельзя лучше после того, как лунный свет показал мне дорогу к маминой кровати.
— Спасибо, Селия. Спасибо, моя дорогая, — благодарно прошептала я. — Я так устала. — Я протянула ей флакон лауданума.
— Дай ей это через полчаса, — сказала я. — Прежде чем возвращаться в библиотеку, Джон объяснил мне точно, что надо делать.
Селия взяла лауданум и кивнула.
— Я уверена, что это ей поможет. Как себя чувствует Джон?
— Он сейчас отдыхает, — ответила я. — Он был так внимателен к маме, Гарри потом тебе расскажет. И так ясно все объяснил.
Селия опять кивнула.
— А теперь иди и поспи, — велела она. — Я позову тебя, если что. Сейчас тебе нужен отдых, Беатрис. Я дам ей лауданум, как велел Джон.
Оставив Селию с мамой, я тихо спустилась по лестнице. Около библиотеки я немного помедлила, затем толкнула дверь и вошла.
Звезды и луна заливали все неясным светом, и я могла видеть, как опустился человек, однажды полюбивший меня. Он все еще сидел на стуле, но ночью его вытошнило, и его дорожный жакет, ботинки и все вокруг было заляпано рвотой. К тому же он разбил свой стакан и, видимо, пил прямо из бутылки, потому что она была пуста. Его сумка с медикаментами валялась на полу, и все таблетки и склянки высыпались из нее.
Не отводя глаз от непристойно раскинувшегося, мокрого, запачканного тела, я медленно-медленно попятилась к двери, затем закрыла ее за собой и заперла на ключ. В мои планы совсем не входило, чтобы преданная прислуга или камердинер почистили молодого мужа мисс Беатрис прежде, чем она его увидит.
Затем я проскользнула в западное крыло, в свои комнаты.
Моя служанка спала, поэтому я сама скинула свое платье и потное белье. Целых полжизни назад оно лежало подо мною скомканное, чтобы не мешать мне совокупляться с Гарри. Я с отвращением бросила его на пол. Из шкафа я достала пеньюар, розовый и манящий, как ранняя заря. Сегодня мне понадобятся все мои силы. Вода в кувшине была очень холодная, но я брызгалась и обливалась ею, пока не почувствовала себя бодрой и посвежевшей. Из всех людей в этом доме я одна должна быть отдохнувшей и сосредоточенной. Сегодняшний день может перевернуть всю мою жизнь. Мне ничего нельзя упускать.
Я скользнула в прохладный шелковый пеньюар, накинула на плечи шаль и уселась на стул. Прошло, должно быть, около часа, как я оставила Селию, но я продолжала спокойно ждать, поставив ноги на маленькую скамеечку. Вдруг я услышала неистовый стук в дверь и отчаянный голос Селии, зовущий моего мужа:
— Джон! Джон! Проснитесь!
Потом она начала барабанить в мою дверь. Я открыла ее и вышла на лестницу, притворяясь, что спала.
— Что произошло? — спросила я.
— Мама! — отчаянно проговорила Селия. — Я дала ей лауданум, как ты сказала, и она заснула. Но сейчас я не могу нащупать ее пульс, и, по-моему, она холодная.
Я протянула ей руки, и она уцепилась за них, ее лицо в полумраке казалось таким юным и напуганным. Мы сбежали по лестнице вниз.
— Джон? — спросила я.
— Я не могу разбудить его, он, кажется, заперся, — виновато ответила она.
— У меня есть запасной ключ. — И я широко распахнула дверь, чтобы Селия могла видеть этот хаос.
Свет падал на костюм Джона и заляпанные следами рвоты камин и бесценные ковры. Во сне он опрокинул бутылку и теперь лежал лицом в луже сильно пахнущего виски. На бархате диванных подушек валялись комки грязи. Мой муж, восходящее светило медицинской науки, лежал, как свинья, в собственной блевотине, даже не пошевельнувшись при нашем появлении.
Я громко позвонила в колокольчик и, взяв кувшин, плеснула ему водой в лицо. Он застонал. Со стороны кухни я услышала хлопанье домашних туфель и приближающиеся шаги, а сверху по лестнице — шлепанье босых ног Гарри.