Уджурак молча вышел из берлоги и пошел вперед, неслышно переступая голыми розовыми лапами.
— Наконец-то! — процедила Луса, поворачиваясь в сторону долины. — Скорее!
Но Уджурак не пошел за ней. Вместо этого он побрел вдоль стоящих в ряд берлог и остановился перед самой большой, в которой проходило собрание. Здесь он наклонился к двери и некоторое время прислушивался.
— Подождите меня, — шепотом попросил Уджурак.
— Нет! — ахнула Луса, когда Уджурак на ее глазах проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь.
Каллик в ужасе смотрела на нее.
— Что он делает?
— Я не знаю! — в отчаянии проревела Луса. Никогда еще Каллик не видела ее в таком смятении. — Наверное, когда он стал плосколицым, у него мозги превратились в дым!
Резко развернувшись, она бросилась в скалы, служившие медведицам укрытием. Каллик помчалась за ней и с облегчением перевела дух, когда они очутились в спасительной тени камней, вне досягаемости взглядов плосколицых.
— Мы не можем бросить его там! — простонала она.
— Я знаю, — кивнула Луса. — Но сейчас у нас все равно не получится незаметно вытащить его оттуда. Нам остается только ждать.
Уджурак прикрыл за собой дверь большой берлоги и ступил в тень. Его бросало то в жар, то в холод, а голова кружилась так сильно, что он боялся потерять сознание. Твердый деревянный пол обжигал холодом босые лапы, поэтому Уджурак плотнее запахнулся в шкуру.
Изнутри берлога представляла собой одну огромную комнату, в одном углу которой возвышался простой деревянный помост. На помосте сидели трое плосколицых в темных шкурах и трое жителей стойбища. Среди них Уджурак знал только целителя Тиинчу, остальных двух — мужчину и женщину — он видел впервые.
В другой части комнаты тянулись ряды деревянных скамеек, на которых сидели почти все жители стойбища, а несколько молодых мужчин стояли, прислонившись к стене. Все были настолько поглощены разговором, что даже не заметили прихода Уджурака. Ему показалось, будто Тиинчу быстро покосился в его сторону и окинул взглядом.
Один из гостей встал, держа в руке большую стопку бумаг.
— Вот наши предложения, — начал он. — Вы все знаете, что на береговой равнине совсем недавно обнаружены богатейшие залежи нефти. Компания, которую я представляю, хочет начать добычу, поэтому предлагает вам уступить права на эту территорию за справедливое вознаграждение.
Мужчина говорил очень вкрадчиво и все время улыбался. Это понравилось Уджураку, и он решил, что этот гость — добрый. Похоже, он предлагал жителям стойбища что-то хорошее. Но почему тогда у Тиинчу был такой мрачный вид, когда он уходил из берлоги на собрание?
— Мы дадим вам больше денег, чем вы видели за всю свою жизнь! — добавил один из гостей.
Жители стойбища стали переглядываться и перешептываться между собой, прикрывая рты ладонями. Уджурак понял, что большинству из них не понравилось предложение гостей. И еще они постоянно повторяли непонятное слово «нефть» — видимо, это было что-то важное.
Уджурак непонимающе нахмурился.
«Что такое деньги? Что такое нефть? И чего хотят эти незнакомые люди?»
Он поежился. Боль снова начала стучать в висках, как назойливый дятел в ствол дерева. Голоса плосколицых наплывали волнами, звуча то громче, то тише, поэтому он пропустил часть разговора.
— …жалкое прозябание здесь, — говорил мужчина в черной шкуре. — Вам нужна работа. Нужны больницы и другие достижения современного общества. Допуская нефтедобывающие компании на свою землю, вы получите все это.
Тиинчу, до сих пор сидевший молча, поднял голову.
— Сенатор, вы ошибаетесь, считая нас бедными, — очень мягко сказал он. — Мы не бедны. По крайней мере в том, что по-настоящему важно. Мы пьем чистую воду и дышим чистым воздухом. Духи этой земли очень сильны, и они охраняют нас. Мы…
Плосколицый, которого Тиинчу назвал «Сенатором», раздраженно фыркнул и замахал рукой с зажатыми в ней бумагами, словно хотел улететь. Он больше не казался Уджураку добрым.
— Наши сердца богаты, — закончил Тиинчу, не обращая внимания на поведение Сенатора. — Даже у нефтедобывающих компаний не хватит денег, чтобы купить это.
— Подождите, — воскликнул один из молодых мужчин, стоявших возле стены. — Не говори за всех нас, Тиинчу! Жизнь здесь тяжелая и суровая, и не все хотят до конца своих дней выживать в таких условиях!
— Он прав, — согласился еще один юноша, вскакивая со скамьи. — И Сенатор тоже прав. У нас есть семьи, и мы должны думать о них. Я работал на одну нефтяную компанию на востоке и честно скажу, что жить нам было гораздо лучше!
— Почему же ты вернулся? — спросил кто-то юношу.
— Ты знаешь, зачем он вернулся! — резко ответил другой мужчина. — Чтобы заботиться о своих престарелых родителях.
Все начали кричать с мест, и поднялся такой шум, что Уджурак не смог разобрать ни слова. Потом кто-то выкрикнул:
— Сядь на место!
— У нас тоже есть право сказать свое слово! — возразил первый юноша.
Уджурак съежился в тени, его пугала злоба, звучавшая во многих голосах. Что если плосколицые начнут драться? Вдруг они достанут свои огненные палки? Теперь голоса звучали повсюду, и Уджурак перестал понимать, о чем идет речь. Но он безошибочно чувствовал, как воздух в комнате наполняется гневом и страхом.
И еще он чувствовал, как нарастает нетерпение гостей, раздраженно слушавших перепалку местных плосколицых. Потом Сенатор снова заговорил, но Уджурак ничего не расслышал, потому что его снова бросило в жар. Колени у него подогнулись, и он привалился к стене, чтобы не упасть.
— Вы лицемер! — закричала местная женщина, сидевшая на помосте рядом с Тиинчу, гневно глядя в лицо Сенатору. Она была ниже его на две головы, но все равно ничего не боялась. Эта женщина чем-то напомнила Уджураку Лусу, когда та спорила с огромным Токло. Сенатор выглядел растерянным, видимо, он не ожидал, что его предложение будет встречено с такой яростью.
Затем слово взял Тиинчу, и его речь была намного спокойнее, чем у остальных.
— Нефть, текущая в нашей земле, не бесконечна. Что будет со всеми нами, когда она закончится? Что мы будем есть, если олени перестанут проходить через нашу деревню?
— Вы не можете говорить за все свое племя, — высокомерно напомнил Сенатор. — Времена изменились. Новая жизнь приходит на смену старым обычаям.
Тиинчу медленно покачал головой.
— Я никогда не говорил, будто выступаю от лица всех жителей. Здесь у каждого есть голос, и этот голос будет услышан. Мы будем голосовать, — спокойно продолжил он. — Поднимите руки те, кто хочет, чтобы нефтяная компания занялась разработкой наших земель.