— Эй, девочка! — донесся до меня мягкий голос человека из соседнего фургона.
Я немедленно села и, заслонив глаза от солнца, посмотрела в его сторону. У него был прекрасный фургон, гораздо больше нашего и ярко раскрашенный. Его стенки были расписаны красными и золотыми буквами, составлявшими неизвестные мне слова. В центре красовалась великолепная картина, изображавшая вздыбившуюся лошадь и стоящую перед ней нарядную, как королева, женщину с хлыстом в руке.
На мужчине была белая, чистая рубашка, его аккуратно выбритое лицо казалось приветливым, на губах играла дружелюбная улыбка. Я немедленно насторожилась.
— Такая тяжелая работа, должно быть, вызывает жажду. — Его голос звучал ласково. — Не возражаешь против кружечки легкого пива?
— С чего это? — спросила я.
— Ты хорошо поработала, и я получил удовольствие, наблюдая за тобой.
Он вошел в фургон, едва не задев головой притолоку, и тут же вышел, неся в руках две оловянные кружки эля и протягивая одну из них мне. Я встала, во все глаза глядя на него, но не беря кружку, хотя уже ощущала во рту прохладу приятного напитка.
— Что вы хотите от меня? — опять спросила я, не отводя глаз от кружки.
— Может, я хочу купить лошадь, — сказал мужчина. — Бери, бери. Я не кусаюсь.
— Я вас не боюсь. — Теперь я рассматривала его лицо. — Но у меня нет денег.
— Но это бесплатно, — сказал он уже нетерпеливо. — Бери поскорей.
— Спасибо, — хмуро пробурчала я и взяла кружку.
Сделав три жадных глотка, я отставила ее, стремясь продлить удовольствие.
— Ты занимаешься лошадьми? — спросил мужчина.
— Спросите лучше моего отца, — ответила я.
Он улыбнулся и присел на траву; немного поколебавшись, я сделала то же самое.
— Это мой фургон, — показал он рукой. — Видишь надпись «Роберт Гауэр»? Это я. «Потрясающее конное представление Роберта Гауэра». Это мой бизнес. Танцующие пони, пони, предсказывающие судьбу, пони-акробаты. И история Ричарда Львиное Сердце и Саладина, представленная в костюмах. В ней тоже участвуют два жеребца.
— Сколько же у вас всего лошадей? — взглянула на него я.
— Пять пони, — ответил он. — И один жеребец.
— Мне показалось, вы сказали два жеребца, — возразила я.
— Как будто два, — объяснил мистер Гауэр. — Ричард Львиное Сердце скачет на сером жеребце. Потом мы перекрашиваем его в черный цвет, и Саладин появляется на вороном коне. Саладина представляю я. Понятно?
— Да, — сказала я. — Это ваши лошади?
— Да, — ответил он и указал рукой на четырех пони и одного пегого жеребца, которые паслись у фургона. — Мой сын объезжает сейчас ярмарку, созывая зрителей. Сегодня на соседнем поле мы даем два представления. Сегодня и Ежедневно. По Просьбам Публики. Последние Гастроли.
Я ничего не сказала, многих слов я даже не поняла. Но на соседнем поле я увидела огороженную арену.
— Ты любишь лошадей? — спросил мистер Гауэр.
— Да, — отозвалась я. — Мой отец покупает их, и мы вместе занимаемся дрессировкой. Часто мы покупаем пони для детей. Тех дрессирую я.
— Когда он будет готов? — Мистер Гауэр кивком указал на моего серого пони.
— Отец настаивает, чтобы к концу недели, — ответила я. — Но к этому времени он будет не совсем еще обучен.
Он вытянул губы дудочкой и беззвучно присвистнул.
— Спешная работа, — протянул он. — Тебе приходится трудно. Или это твой отец дрессирует их?
— Вот еще, — строптиво возразила я. — Конечно я. Сегодня до обеда я буду водить его на корде, а вечером уже оседлаю.
Мистер Гауэр кивнул и ничего не ответил. Эль уже кончился, и за разговором я не заметила его вкуса. Теперь я жалела об этом.
— Я бы хотел повидать твоего отца, — сказал мой новый знакомый, вставая. — Он вернется к обеду?
— Да, — подтвердила я, тоже поднимаясь на ноги. — Я передам ему, что вы хотели его видеть.
— Отлично, — сказал он. — А ты, когда закончишь работу, можешь прийти посмотреть мое представление. Вход Только Один Пенни. Но ты будешь нашим почетным гостем.
— У меня нет пенни. — Я не все понимала в его словах.
— Придешь бесплатно, — пояснил он. — Приходи, сколько хочешь.
— Благодарю вас, — неловко сказала я и добавила: — Сэр.
Он величественно кивнул и пошел гордо, как лорд, к своему замечательному фургону. Я проводила его взглядом и перевела глаза на картинку. Наверное, эта женщина с хлыстиком его жена. Как, должно быть, замечательно жить такой жизнью, носить такие платья, управлять лошадьми на арене, когда все смотрят на тебя и даже платят за это деньги.
— Эй! — Он вдруг обернулся. — А ты можешь щелкать кнутом?
— Да, — уверенно отозвалась я.
Я научилась этому тогда же, когда научилась ходить. И достигла такого совершенства, что однажды мы с Данди решили устроить представление. Она взяла в рот цветок на длинном стебле, а я издали кнутом сорвала цветок со стебля. Но мы проделали это только однажды. В следующий раз я промахнулась, и кончик кнута попал Данди в лицо. Дело кончилось всего лишь небольшим синяком, но больше я никогда не отваживалась на такие опыты, как ни просила меня об этом моя сестра.
— Щелкни сейчас, пожалуйста, — попросил мистер Гауэр.
— Нет, — отказалась я. — Это напугает пони, а он не сделал ничего плохого. Я щелкну для вас, когда он уйдет.
Он согласно кивнул и выпустил из трубки колечко дыма.
— Хорошая девочка, — пробормотал он. — Как тебя зовут?
— Меридон, — ответила я.
— Цыганских кровей? — поинтересовался он.
— Моя мама была цыганка, — независимо сказала я.
Мистер Гауэр опять кивнул и слегка подмигнул мне на прощание. Затем он скрылся в своем фургоне, а я осталась с лошадью, которую мне предстояло еще многому выучить, если я хотела, чтобы мы с Данди отправились на ярмарку с деньгами.
Я добилась этого. Мы трудились, пока оба не изнемогли от усталости. Не могу сказать, что мы добились всего. Но требования отца были удовлетворены: пони стоял спокойно, пока я усаживалась верхом, он даже позволял мне оставаться в седле двадцать секунд, а потом спешиться. Отец был доволен и, сунув руку в карман, вытащил для нас с Данди по пенни.
— Я беседовал о делах с этим Робертом Гауэром, — сказал он, кивая в сторону яркого фургона. — Из уважения ко мне он пригласил вас обеих на свое сегодняшнее представление. Можете пойти, но только чтобы ненадолго.
— Конечно, папа, — ответила Данди сладким голосом и кинула мне предостерегающий взгляд.
Вечером отец будет так пьян, что даже если мы вернемся утром, он этого не заметит.