— Мм, — отозвалась я.

Говорить мне было еще трудно.

— К тому же оттуда вы сможете взглянуть на северную сторону нашей земли и Хаверинг-холл. — Он говорил быстрее и громче, чем обычно, давая мне время поглубже спрятать боль. — Вы никогда не бывали там, я полагаю, разве что с лордом Хаверингом. Вы много гуляете с ним?

— Едва ли. — Мне почти удалось взять себя в руки.

Уилл взглянул на меня с доброй улыбкой.

— Лорд Пери, должно быть, скоро уедет в город? — поинтересовался он. — Или куда-нибудь еще, где они проводят лето.

— Нет, — ответила я. — В этом году он пробудет здесь несколько дольше.

Мы спокойно скакали бок о бок по старой, почти заброшенной дороге, ведущей в Кент. Уилл посмотрел на меня, вопросительно подняв брови.

— Прежде он никогда не оставался здесь так надолго, — сказал он. — Что его задерживает?

Я ответила ему прямым взглядом. С Уиллом я не собиралась играть в молчанку.

— Он любит меня, — объяснила я ему.

— А какого мнения на этот счет его мать? — поинтересовался он.

— Его мать тоже любит меня, — слегка улыбнулась я. Он увидел мою улыбку и нахмурился.

— А это то, что вам нужно? Вы уверены в этом?

Я усмехнулась Уиллу, было забавно видеть его таким взволнованным.

— Я не собираюсь выходить замуж, — объяснила я. — Это не для меня. Я не рождена для этого.

ГЛАВА 26

В остальные дни лета я видела Уилла Тайка уже реже. Он сдержал свое обещание, данное Джеймсу, и учил меня всему, что надо знать при управлении поместьем, но таких прогулок, как было в последний раз, когда он то поддразнивал меня, то жалел, когда мы сначала поссорились, а потом опять стали лучшими друзьями, — таких прогулок больше не было.

Остальные наши встречи больше походили на работу. Мы приезжали на сенокос, он знакомил меня с косарями или с пастухом, а потом уезжал, торопясь по другим, более важным делам. Мне казалось, что люди по-иному стали смотреть на меня. Они больше не улыбались лукаво, видя нас вместе. Они словно поняли, что наша дружба кончилась, и стали в свою очередь относиться ко мне скорее по-деловому, чем по-дружески. Конечно, они все так же рассказывали мне о том, чем заняты или чем собираются заниматься, но больше не улыбались мне и не махали вслед, когда я проезжала мимо. Когда я приезжала на сенокос и оставалась поглядеть, как мелькают на солнце блестящие косы, как зеленой, сладко пахнущей волной ложится трава, я слышала приветливое «добрый день», обращенное преимущественно к Уиллу.

Я понимала, что произошло, и ни в коем случае не винила в этом Уилла. Разумеется, он не разболтал всей деревне о нашей размолвке. Просто они видели, что я много времени провожу с Хаверингами и учусь быть настоящей леди. Они поняли, что во время прогулок с Уиллом я изучаю поместье, чтобы обратить свои знания против них, когда придет время взять все в свои руки. И еще они поняли, что хотя я вернулась в свой дом, но в моем сердце живут ожесточение и безнадежность. И поэтому они не хотели тратить на меня ни слов, ни любви. Они знали, что я не принадлежу и не хочу принадлежать этой земле. Я хотела только владеть ею, а в любви я не нуждалась.

С каждым днем Уилл становился все более похожим на клерка или бейлифа. Он перестал называть меня Сарой и обращаться ко мне первым. Когда он в первый раз назвал меня «мисс Лейси», я почувствовала, как далеки мы стали друг от друга. Конечно, я могла бы попытаться вернуть наши отношения, восстановить то доверие, которое возникло между нами. Но… Но будь я проклята, если бы заставила себя это сделать. Когда он уезжал от меня и я видела его напряженную спину и гордо поднятую голову, мне хотелось выругаться и швырнуть в него камнем за то, что он такой упрямый дурак. Но я училась быть настоящей леди, а настоящая леди никогда не ругается и не швыряется камнями.

Я сказала себе, что Уилл глуп и заносчив, и решила игнорировать его. Поэтому я не стала предпринимать никаких шагов к примирению и начала вести себя высокомерно и заносчиво, так же как и он. В эти сказочные летние дни птицы высокими голосами распевали в вышине свои счастливые песни, а в прелестных вечерних сумерках кружились и ныряли ласточки. Когда я сидела на вершине одного из холмов и Кей мирно пощипывал траву у моих ног, я понимала, как мне не хватает друзей, нет, не Данди, а Джеймса Фортескью, которого я отослала прочь, Уилла, которого я держала на расстоянии, и всех этих людей из Экра, которые приняли меня с улыбками и приветливыми лицами, но вскоре поняли, что я не собираюсь оставаться с ними. Я отдавала себе отчет в том, что причиной их отчужденности была я сама, но я настолько привыкла к одиночеству, что и не думала садиться на лошадь и скакать в деревню к Уиллу, чтобы объясниться. Вместо этого я усаживалась поудобнее, обхватывала руками колени и, держа в зубах травинку, следила за падающим в море солнцем и прятала глубже и глубже свою боль.

В отсутствие Уилла я каталась верхом с Пери, часто леди Кларенс приглашала меня на прогулку. А иногда она приказывала своему бейлифу Бриггсу свозить меня на их поля. Это был суровый человек с безжалостным лицом, и я не любила его. Но нельзя было не оценить его способности предсказать урожай, когда из земли выглядывали росточки не больше дюйма, или не более чем за минуту подсчитать в уме величину ренты.

Уилл не преувеличивал, говоря о нужде, что царила на земле Хаверингов. Я видела ее на каждом шагу. Деревня более походила на табор. Домишки готовы были упасть, и с подветренной стороны их съехавшие крыши почти касались земли. Ветер носил вдоль улицы тучи мусора, а вонь стояла такая, что буквально заставляла сжиматься желудок. Люди работали от зари до зари за самое низкое жалованье, которое только могла назначить леди Кларенс. Все чаще и чаще работу выполняли нищие, которых привозили ежедневно из работного дома в Мидхерсте. «Мы оказываем услугу этим людям, спасая их от лени», — объяснил мне Бриггс, улыбаясь.

Леди Кларенс, видимо, намеревалась совсем очистить деревню от людей. Ее раздражали грязь и те постоянные жалобы, которые, несмотря на старания Бриггса, все же иногда достигали ее ушей. Несчастные крестьяне, живя в нищете и скверне, верили, что если б хозяйка поместья узнала об их страданиях, она бы пожалела их и что-нибудь сделала.

— Однажды я все-таки вызову солдат и сотру эту деревню с лица земли, — мрачно говорила леди Кларенс. — Они живут как свиньи и, должно быть, совсем лишены чувства стыда.

Я промолчала. Гневные обвинения Уилла все еще эхом звучали у меня в голове: «Вы оставляете их в невежестве, а потом жалуетесь, что они ничего не знают». Поэтому я принимала отсутствующий вид, когда леди Кларенс говорила, что она прикажет снести деревню.

К тому же я считала, что она просто пугает людей тем, на что в действительности никогда не решится. Но однажды утром, когда я, одетая в амазонку, спустилась в гостиную, застегивая на ходу перчатки, она кинула на меня безмятежный взгляд и предупредила: