Антон однажды мне их сказал.
А я сказала на одно слово меньше… те самые ДВА.
В тот осенний день красные и желтые листья летали на ветру. Мы с Антоном ходили уже в десятый класс.
В парке почти никого не было. Небо походило на сине-серый мрамор, солнце то показывалось из-за огромных туч, то пряталось, и становилось темно. Ветер яростно срывал с деревьев листву.
Мы с Тошей шли миллион раз исхоженными нами дорожкам, болтали… Вообще-то болтала больше я, он на удивление много молчал. Я все гадала почему? Думала, что он плохо себя чувствует, но не показывает виду. Он редко признавался в своих слабостях.
Когда мы проходили наше дерево, Антон предложил:
— Давай подойдем?
Мы подошли, постояли. Я хотела погулять по парку, но Тоша удержал меня за руку и попросил:
— Еще постоим.
Я не углядела в его просьбе ничего особенного. Мы стояли друг против друга, он держал меня за руку и все смотрел в глаза.
В какой-то момент я даже занервничала, решила, будто у меня что-то не так на лице, поэтому спросила:
— Почему ты так смотришь?
— Хочется, — ответил он.
Ну я и успокоилась, снова начала о чем-то болтать. Не помню о чем.
Помню лишь, что когда он протянул руку и вытащил у меня из ворота кофточки цепочку, где висело подаренное им кольцо, я резко умолкла. А он сказал:
— Я тебя люблю.
Я страшно растерялась, засмеялась и отступила от него.
И молчала слишком долго.
А потом брякнула такое, что и представить сложно:
— Чем докажешь?
— А надо? — спросил он и отвел глаза. Столько разочарования прозвучало в этом вопросе. Тогда я не расслышала, позже поняла.
Я засмеялась и воскликнула:
— Так принято!
Антон даже не улыбнулся.
— Кем?
Мне не понравился его тон, я рассердилась, подумала: какое право он имеет вот так вываливать на меня известие о своих чувствах и еще столь вызывающе разговаривать?
— А что ты хотел услышать? — возмутилась я.
Он буркнул:
— Ничего, — и пошел прочь.
Я крикнула:
— Почему ты уходишь?! Я тоже тебя люблю, только…
Тоша обернулся, грустно взглянул на меня и сказал:
— Нет, так не любят! — И с горькой усмешкой добавил: — Представь себя любимой игрушкой очень избалованного ребенка!
Он ушел, а я осталась стоять у нашего дерева. Я злилась на Антона и ничуть не раскаивалась. Мне казалось, он не вовремя признался, выбрал не то место, не тот тон, не то сравнение, не тот день.
Я пошла домой, уверенная, что уже завтра все будет хорошо, Тоша зайдет за мной по дороге в школу, мы поговорим…
Его любовь стала для меня неожиданностью. Я не знала, что ему сказать, хотела сперва разобраться в себе. Я не была тогда готова что-то менять, мне даже думать об этом не хотелось, лень, что ли, потому что чувства, которые я испытывала, казались такими сложными и непонятными.
Без всяких сомнений, я его любила. Антон являлся частью моей жизни, к сожалению, я слишком поздно поняла, что он не часть, он — моя жизнь.
Вот так наша сказка закончилась. И потянулась беспросветная быль…
Утром за мной никто не пришел.
Я взяла и не пошла в школу. До ночи ждала звонка. Тоша не позвонил. И на следующий день утром — тоже.
К тому времени я уже решила, что скажу ему в ответ на признание. Хотела попросить подождать, дать мне время подумать, разобраться в себе, а пока ничего не менять. Вот только выслушать это было некому.
Я пришла в школу. Он, как всегда, сидел за нашей последней партой. Я подошла, положила сумку на стол, наши взгляды встретились.
Я ждала, когда он скажет «Привет», но Антон промолчал. Я тоже.
Все уроки мы молчали, домой пошли порознь.
Сперва мне казалось, так не может долго продолжаться.
Я ошиблась.
Чем больше проходило дней, тем сильнее я злилась на его упрямство. А наше примирение представлялось все туманнее, правильнее сказать, совсем уже не представлялось.
Через месяц я не выдержала и демонстративно отсела от Антона за соседнюю парту.
И с того дня как будто последняя нитка, связующая нас, разорвалась. Я сама ее оборвала…
День как день, не лучше и не хуже других. Таким он был утром, пока я не пришла в школу.
Подружки по пути от ворот до лестницы успели сообщить мне все последние новости и сплетни. В гардеробе меня поймал Петров и отвесил комплимент по поводу моей кофточки, назвав ее сексуальной.
Ну не знаю, если обычная водолазка голубого цвета с номером 33 на груди — это сексуально, то, значит, он не солгал.
Учительница по химии остановила меня в коридоре, неподалеку от учительской, и напоминала про долг — последнее домашнее задание.
А потом я увидела их: Антона и девушку. Они стояли возле окна, она обнимала его за шею и что-то шептала на ухо.
Я остановилась как вкопанная и не могла шевельнуться.
Они не видели меня.
Симпатичная блондинка из 11 «Б» так увлеченно о чем-то ему шептала, что он вообще ничего вокруг не замечал.
Было ли мне больно? Так сильно, что я заплакала. Просто стояла посреди коридора, смотрела на них, а из глаз текли слезы. Мимо проходили ученики, кто-то оборачивался, кто-то удивленно перешептывался.
Если бы у меня был пистолет, я бы застрелила ту девочку, а заодно и себя, лишь бы не чувствовать, как сердце рвется в клочья. Но сперва я бы убила его.
Не хочу! Не хочу! Не хочу, чтобы он принадлежал кому-то, кроме меня. От одной мысли об этом я готова пойти на преступление.
— Вероника! — ударил меня кто-то сзади по плечу.
Я вздрогнула, оступилась и упала. Приземлилась на одно колено и увидела, как Антон отшатнулся от блондинки, а затем резко шагнул в мою сторону, как будто хотел помочь подняться. В этом жесте было столько от нашего прошлого, что у меня сердце сжалось в комок. Пятнадцать лет он находился рядом, чтобы всегда поддержать, если я оступлюсь, а теперь вот… с другой.
Я вскочила, мельком взглянула на одну из своих подружек и быстро понеслась в туалет. Мне хотелось спрятаться от всех и плакать, плакать, пока не умру.
Но вместо того, чтобы зайти в туалет, я обошла кругом третий этаж, а когда увидела, как парочка выходит из коридора, заметила вдруг Петрова. Он мне несмело, без особой надежды, помахал. Я же кинулась к нему, точно мы год не виделись, и жадно впилась в губы. Петров изумился, но не растерялся, крепко обнял меня и ответил на поцелуй.