— Чтобы меня пощадили! — Но тут же испуганно прижала пальцы ко рту и стала извиняться: — Ох, простите меня, простите! Я хотела сказать, что прошу Господа избавить меня от страха.

Удивительно, но он не проявил ни малейшего раздражения. И, судя по всему, ничуточки на меня не рассердился. Только беззлобно рассмеялся и улегся в постель, по-прежнему совершенно голый.

— Бедная девочка, — приговаривал он, устраиваясь поудобнее. — Бедное дитя. Со мной тебе нечего бояться. Я постараюсь не причинять тебе боли и всегда буду добр к тебе. Но ты все-таки должна научиться держать язык за зубами.

Побагровев от стыда и собственной бестактности, я тоже забралась в постель. Он нежно привлек меня к себе и, обхватив одной рукой, опустил мою голову себе на плечо, словно лежать вот так, обнявшись со мной, было для него абсолютно естественным. Никто никогда так не обнимал меня. Я застыла от страха, ощущая рядом его тело, его запах, и все ждала, что вот сейчас он грубо овладеет мной, как всегда делал Эдмунд, однако ничего подобного не происходило. Мой новый муж вообще почти не двигался, а его спокойное дыхание навело меня на мысль о том, что он, возможно, уснул. Постепенно и я немного расслабилась, стала дышать спокойнее, а потом вдруг поняла, что с удовольствием отдыхаю на этой мягкой постели под тонкими простынями. Мужчина рядом со мной был теплым и очень большим, и в его огромности, в том, как тихо он вел себя, было что-то успокаивающее. Он чем-то напоминал Артура, моего коня, тоже очень сильного, крупного и доброго. И я поняла, что Господь внял моим мольбам: мой новый муж в свои тридцать три года уже настолько стар, что лишился всей своей мужской силы, а иначе почему он лежит так спокойно и почти неподвижно, лишь слегка поглаживая мою спину? «Благодарю Тебя, Пресвятая Богородица», — повторяла я про себя, не чувствуя в этом человеке ничего мужского. Находиться с ним рядом было уютно и безопасно — в общем, почти чудесно. Он не шевелился, не издавал никаких неприятных звуков, лишь порой тихонько вздыхал. Постепенно все мои тревоги и волнения улетели прочь, и я крепко уснула в его объятиях.

ЛЕТО 1459 ГОДА

Уже полтора года я была замужем, когда наконец снова увидела Джаспера. Ожидая его в гостиной нашего огромного дома в Линкольншире, я испытывала странное смущение, словно немного стыдилась той легкой приятной жизни, которую вела, будучи женой сэра Генри. Я не сомневалась, что Джаспер найдет меня сильно изменившейся, потому что я действительно изменилась. Я уже не была той запуганной девочкой, которая твердила, что никакого брака не хочет; теперь я чувствовала себя гораздо счастливее той юной особы, которую так возмущали слова матери, утверждавшей, что у женщины нет иной доли, кроме замужества и удовлетворения мужского сладострастия. За эти восемнадцать месяцев я убедилась, что мой муж отнюдь не страдает половым бессилием, что он очень добрый человек и ко мне относится с большой теплотой. Его неизменная ласка и сердечность вызвали в моей душе ответную нежность, и теперь я, пожалуй, вынуждена была признать, что как жена ощущаю себя счастливой и удовлетворенной.

Сэр Генри в нашей совместной жизни предоставлял мне почти полную свободу; он, например, позволил мне посещать часовню сколь угодно часто; по сути дела, я сама распоряжалась и часовней, и священником. Я, например, велела священнику соблюдать церковные часы, как в монастыре, и сама присутствовала на большей части служб даже в ночное время, особенно в дни церковных праздников; и муж ни словом не возражал против этого. Кроме того, он был весьма щедр и даже поощрял мое увлечение чтением, выделяя любые средства на покупку новых книг. Я даже начала составлять свою собственную библиотеку из переводов и рукописных изданий; порой по вечерам сэр Генри сидел рядом со мной и читал мне из Евангелия на латыни, а я следила за текстом английского перевода, который он же и скопировал для меня, и уже понемногу начинала понимать смысл латинских фраз. В целом муж обращался со мной скорее как со своей юной воспитанницей, чем как с женой; он заботился и о моем здоровье, и о моем образовании, и о моих религиозных интересах.

Как я уже говорила, он был очень добр ко мне, старался окружить меня уютом и комфортом. И ни разу вслух не выражал сожалений по поводу того, что до сих пор мы так и не сумели зачать ребенка; да и во время исполнения супружеского долга он всегда был в высшей степени ласков и обходителен.

И вот теперь, ожидая встречи со своим деверем Джаспером, я испытывала странный стыд, как если бы обрела здесь некий спасительный рай, самым позорным образом сбежав от опасной и трудной жизни в Уэльсе. Вскоре на дороге поднялось облако пыли, послышался стук копыт, бряцание оружия и доспехов, и на конюшенный двор въехал Джаспер с отрядом из пятидесяти вооруженных всадников, у которых были такие мрачные лица, словно они готовились к войне. Мы с сэром Генри рука об руку вышли поздороваться с гостем, и если до этого я еще питала надежду, что Джасперу, возможно, захочется взять меня за руку или поцеловать в губы, то надежда эта полностью испарилась, стоило мне понять, что ему не терпится поговорить с моим мужем, а вовсе не со мной. Теперь я снова чувствовала себя никому не нужной. Сэр Генри, стиснув Джаспера в крепком мужском объятии, встревоженно спросил:

— На дороге не было неприятностей?

И тот, дружески хлопнув его по спине, ответил:

— Да нет, встретилась банда разбойников с белой розой Йорков на плащах, только и всего. Они, правда, попытались напасть на нас, но мы так им наподдали, что им пришлось удирать сломя голову. А у вас какие новости?

Мой муж поморщился.

— Линкольншир почти целиком за Йорка; Хартфордшир, Эссекс и вся Восточная Англия также за него или за его союзника Уорика. К югу от Лондона то же самое; Кент, как всегда, готов к восстанию. Тамошние жители страдают от французских пиратов и вечных помех в торговле; а в Кале графа Уорика и вовсе воспринимают как своего спасителя; уж они-то никогда не простят нашей королеве, что она родилась француженкой.

— Как ты думаешь, мне удастся спокойно добраться до Лондона? Я собираюсь выехать послезавтра. Не знаешь, много ли вооруженных банд на главной дороге? Может, стоит пойти в обход?

— Пока Уорик остается в Кале, вам, скорее всего, придется познакомиться разве что с самыми обыкновенными грабителями. Но, судя по слухам, он в любой момент может высадиться на английском побережье и прямиком устремиться в Ладлоу на встречу с Йорком; вот тогда ваши пути вполне могут пересечься. Так что лучше пошли вперед разведчиков, а сам с отрядом следуй за ними. Если ты столкнешься с Уориком, то так или иначе окажешься втянутым в сражение, которое, возможно, станет первым в очередной войне. Ты ведь отправляешься к королю?

Они повернулись и зашагали к крыльцу, а я потащилась за ними, поскольку лишь считалась хозяйкой — в доме по-прежнему всем заправляли слуги сэра Генри, а я ощущала себя почти гостьей.

— Нет, король выехал в Ковентри, спаси и сохрани его Господь. Он намерен призвать к ответу тамошних лордов-йоркистов и заставить их признать его законное право на управление страной. Это станет для них проверкой. Если же они откажутся явиться, им будет официально предъявлено обвинение в измене. Королеву и маленького принца король взял с собой ради их же безопасности. А мне приказано окружить Вестминстерский дворец и любой ценой удержать Лондон. В общем, мне предстоит готовиться к осаде. И к войне.