— Каждый настоящий англичанин пойдет воевать, только ты один останешься дома! — возмущенно бросила я.

— В таком случае там будет очень много настоящих англичан, и слабодушный трус вроде меня им вовсе не понадобится.

И, не прибавив больше ни слова, сэр Генри встал и покинул комнату. Я так и не успела ничего ответить.

После этого наши с сэром Генри отношения стали значительно холоднее; я даже не сообщила ему о том, что получила весточку от Джаспера — мятый листок бумаги, на котором знакомыми остроконечными каракулями была нацарапана всего пара строк:

Не бойся. Король принимает на себя командование армией. Вскоре мы выступаем.

Дж.

Дождавшись, когда после обеда мы с мужем остались наедине — он задумчиво перебирал струны лютни, даже не пытаясь, впрочем, исполнить какую-либо мелодию, — я спросила:

— Нет ли новостей от твоего отца? Он, наверное, сейчас в армии?

— Да, — подтвердил мой муж, по-прежнему не выпуская лютни из рук, — они пытаются отогнать йоркистов назад, к замку Ладлоу. Отец писал, что королю удалось собрать двадцатитысячную армию. Судя по всему, большинство англичан уверены, что победа будет за нами, а Йорка либо возьмут в плен, либо убьют, хотя наш мягкосердечный король уже заявил, что простит всех, если они сдадутся добровольно.

— Как ты думаешь, будет еще битва?

— Да, конечно. Если только Йорк не решит вдруг, что никак не может сразиться в открытом бою с самим королем. Великий грех — убивать своих друзей и родственников, но куда больший — приказать своим лучникам стрелять, целясь в королевское знамя и в самого короля, над головой которого это знамя развевается. Что, если его величество будет убит на поле брани? Что, если сам Йорк обрушит меч на его священную голову?

В ужасе я закрыла глаза: неужели наш король, этот почти святой человек, погибнет мученической смертью от руки своего подданного, который когда-то присягал ему на верность?

— Нет, конечно же нет! — воскликнула я. — Не может герцог Йоркский поднять руку на своего короля! Да ему даже мысль такая в голову не придет.

ОКТЯБРЬ 1459 ГОДА

Как выяснилось позже, я была права: Йорк действительно не смог поднять руку на короля.

Столкнувшись лицом к лицу с армией под предводительством самого Генриха, он понял, что ни он сам, ни его вассалы не могут заставить себя пойти в атаку. Весь день я провела на коленях, моля Бога, чтобы воины Йорка отошли под прикрытие орудий и повозок и смотрели на королевские штандарты с холма близ Ладфордского моста. Весь день продолжались переговоры, и все это время я своими молитвами пыталась помочь обеим сторонам избежать кровопролития. Ночью же греховная смелость и спесь Йорков дали трещину, а потом и вовсе их оставили, и они бежали с поля боя, бежали как настоящие трусы. Утром наш король — святой, но, слава богу, не мученик! — лично въехал в расположение войск своего противника, увидел простых солдат, которых бросили командиры, и, проявив наивысшую милость, простил их всех и отослал по домам. Жена Ричарда Йорка, герцогиня Сесилия, [15] вынуждена была ждать на перекрестке у ворот города Ладлоу и наблюдать, как туда рекой вливается королевская армия, жаждущая добычи; в руке герцогиня сжимала ключи от замка; рядом с ней стояли двое малолетних сыновей Георг и Ричард, они дрожали и жались к матери. Ей пришлось сдаться королю и отправиться вместе с сыновьями в тюрьму, так и не узнав, где ее муж и двое старших сыновей. [16] Должно быть, она чувствовала себя опозоренной до предела. Итак, великое восстание Йорка и Уорика против своего короля, освященного церковью монарха, закончилось тем, что замок Ладлоу был разграблен, а сама герцогиня угодила в темницу вместе со своими юными сыновьями-предателями, которые, припав к ее груди, горько оплакивали поражение своего отца.

— Они трусы, — шептала я, молясь в своей часовне перед статуей Богородицы, — и Ты наказала их позором как трусов. Я так хотела, чтобы они проиграли, я так усердно молилась, и Ты, вняв моим просьбам, жестоко унизила их.

Когда же, поднявшись с колен, я покинула часовню, то вдруг ощутила, будто стала выше ростом, и поняла, что Господь благословил мой дом, во главе которого находится не просто король, а поистине святой человек, что наше дело правое и потому мы одержали победу, не выпустив почти ни одной стрелы.

ВЕСНА 1460 ГОДА

— Однако это не победа в полном смысле слова, — ехидно заметил мой муж. — Нет ни договора с Йорком, ни реакции на выраженное им недовольство. Солсбери, Уорик и оба старших сына Йорка сейчас в Кале, и уж они времени даром терять не будут. Сам Ричард Йорк бежал в Ирландию, где тоже будет собирать новое войско. Королева настояла на привлечении их всех к суду как предателей, а теперь еще требует у графств Англии предоставить ей списки всех дееспособных мужчин. Она, кажется, считает, что имеет право непосредственно завербовать в свою армию любого.

— Да нет, — возразила я, — она наверняка всего лишь намерена обратиться к лордам, чтобы те, как обычно, призвали своих подданных воевать на ее стороне.

Муж покачал головой.

— Нет, она собирает армию по французскому образцу. И уверена, что ей можно напрямик командовать своим народом. Для этого ей и понадобились списки молодых мужчин из каждого графства. Она планирует самостоятельно призвать их под свои знамена, словно она — французский король. Только у нас никто ее не поддержит, простые воины откажутся за нее сражаться. Да и с какой стати им лезть в пекло, если она не их законный сеньор? Ну а лорды воспримут ее поведение как прямое им противодействие, как пренебрежение их положением и властью. Пожалуй, они даже заподозрят королеву в том, что у них за спиной она пытается сговориться с их же вассалами. Каждый увидит в этом попытку установить в Англии французскую тиранию. Действуя так, королева сделает своими врагами даже тех, кто является ее естественными союзниками. Видит Бог, она сама виновата в том, что многим так трудно хранить верность нынешнему королю.

Выслушав эти мрачные предсказания, я поспешила на исповедь и призналась священнику в том, что совершаю грех, подвергая сомнениям правильность суждений своего супруга. Будучи человеком весьма осторожным, священник не стал расспрашивать меня о происхождении этих сомнений — в конце концов, именно моему мужу принадлежала эта часовня, он же оплачивал труд самого святого отца, а также все заупокойные службы и торжественные мессы, которые здесь служили. Так что священник просто велел мне десять раз прочесть «Ave Maria» и провести час на коленях в покаянной молитве. Я послушно опустилась на колени, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести, поскольку мне уже начинало казаться, что мой муж не просто трус, а куда хуже: что он тайный сторонник Йорков. Я, пожалуй, сомневалась теперь и в его верности королю. Я по-прежнему держала в руках молитвенные четки, когда эта мысль окончательно сформировалась у меня в голове. Но что я могу сделать? Как мне следует поступить? Как мне жить с мужем-предателем? Если мой супруг более не верен ни королю, ни своему дому, то как мне оставаться верной женой? Может, сам Господь призывает меня бросить мужа? Но куда мне в таком случае податься? Ведь Всевышний наверняка желает, чтобы я пошла к тому человеку, который сердцем и душой предан нашему делу. Господи, неужели мне следует отправиться к Джасперу?