— Значит, победа теперь на нашей стороне? — неуверенно уточнила я.
Мой сын пропал, его опекун был казнен, так что ощущения победы у меня не было, скорее — ощущение усилившейся опасности.
— Ну да, — подтвердил муж, однако и в его голосе не чувствовалось радости. — Так или иначе, выиграл Ланкастер, то есть, очевидно, и мы тоже.
Ранним утром, когда мой осторожный муж уже собирался выехать из дома, мы получили письмо, и я узнала каракули Джаспера.
Твой сын у меня; впрочем, он и до этого был в полной безопасности, находясь вместе с семьей леди Херберт в доме ее покойного супруга. Я собираюсь отправиться с нашим мальчиком в Лондон и представить его нашему королю, ведь теперь Генрих опять на троне. Не угодно ли и вам прибыть туда и встретиться с нами? Хвала Господу, Англия снова у нас в руках! Твои молитвы, Маргарита, были услышаны!
Все, что происходило дальше, казалось мне сном, таким же светлым и ярким, какие бывали у меня в детстве, когда я до исступления молилась, мечтая о видении Господа или Богоматери. Мы плыли на барке Стаффорда вниз по Темзе; гребцы равномерно вздымали весла под негромкий рокот барабана; мой сын, стоя на носу судна, во все глаза смотрел, как толпы людей на берегу приветствуют наш развевающийся на ветру штандарт. Люди старались получше разглядеть моего сына, понимая, что именно он — следующий законный наследник престола. Мы миновали Вестминстер; видя окна его нижних этажей, находившиеся почти на уровне воды, я думала о том, что где-то там, в жалком убежище, прячется от своих врагов бывшая королева Англии Елизавета Вудвилл, знаменитая красавица и жена Эдуарда Йорка, и гадает, встретится ли она когда-нибудь со своим мужем. У нее отняли трон и власть, она одинока и не знает, доведется ли ей обнять супруга. Жестокая фортуна бросила ее вниз, зато меня снова подняла. А что, если сейчас Елизавета наблюдает в одно из этих темных маленьких окошек, как мимо проплывает судно с моим штандартом? Я даже вздрогнула при мысли об этом, словно почувствовав на себе ее взгляд, взгляд злой колдуньи, и, пожав плечами, постаралась стряхнуть с себя эти безосновательные страхи. Я — дочерь Божья, Его избранница, я принадлежу к дому, который Он благословил, так что Елизавета Вудвилл может оставаться в своем убежище, пока не сгниет! Мне безразличны и ее судьба, и судьбы ее красавиц дочерей!
Мой сын Генри, по-прежнему стоявший на носу судна, обернулся ко мне с застенчивой улыбкой.
— Помаши людям рукой, — предложила я. — Им будет приятно, что наша семья сумела вернуть себе и честь, и славу, и былую власть. Покажи им, что и тебе нравятся их радостные приветствия.
Слабо махнув рукой, он тут же смущенно отступил назад, под навес, над которым развевалось знамя Стаффорда, расшитое алыми розами Ланкастеров, и, потупившись, сказал:
— Госпожа матушка, ты всегда и во всем была права, но я не понимал этого и должен теперь просить у тебя прощения.
Сердце мое забилось так сильно, что я невольно прижала руку к груди.
— И в чем же это во всем я была права?
— В том, что мы — члены великой семьи, а король Генрих — наш истинный король. Раньше я совершенно не понимал этого. Ты много раз говорила об этом, госпожа матушка, но я отказывался понимать. Зато теперь понимаю.
— Господь никогда не оставлял меня, — искренне призналась я, — неизменно руководил моими помыслами и поступками, а я всего лишь следовала Его мудрым советам. Но ответь, хочешь ли ты, чтобы впредь тобой руководила именно я?
И мой мальчик низко мне поклонился и торжественно воскликнул:
— Да, моя госпожа! Я горд и счастлив быть не только твоим сыном, но и твоим верным вассалом!
Я даже слегка отвернулась, скрывая от него, каким победоносным восторгом вспыхнуло мое лицо. Если королю Генриху удалось отвоевать Англию, то мне удалось отвоевать собственного сына. Ему всего тринадцать лет, но он уже принес мне присягу верности. Теперь он навечно мой! Невольные слезы навернулись мне на глаза, и я тихо промолвила:
— Я принимаю твою присягу.
Вскоре наш барк ткнулся носом в причал, матросы спустили сходни, и мой сын Генри продемонстрировал, какого учтивого кавалера сделал из него Херберт: он галантно подал мне руку и помог сойти на берег. Мы шли через сад, и мне казалось, что все вокруг улыбаются от радости, что вместе с нами ликует вся страна, что люди наконец-то взялись за ум, что теперь каждый вновь окажется на своем месте. И вот — наконец-то! — мы снова увидели нашего короля. Он восседал на высоком троне, бледное лицо его так и светилось от счастья, хотя я с трудом узнала в этом изможденном человеке прежнего Генриха, ведь он пять лет провел в заточении в Тауэре. Над королем распростерлось знамя Ланкастеров, расшитое красными розами; вокруг находились его придворные — все было в точности так, как в моем детстве, когда мать впервые привезла меня ко двору. И мне казалось, что я снова стала ребенком, что ко мне вновь вернулись мои детские восторги, что мы сумеем все начать заново.
А рядом со мной стоял мой сын, уже почти юноша, широкоплечий, красивый, с густой гривой каштановых волос, подстриженных по плечи; по-моему, за последние дни он успел еще больше вырасти. В эти минуты он был очень хорош собой, прекрасный сын прекрасной семьи. И с ним опять был его любимый дядя Джаспер. Нас полностью восстановили в правах, Джаспер снова стал графом Пембруком, а моего сына наконец-то поручили моим заботам. И я надеялась, что Англия вновь приходит в себя вместе со своим королем, очнувшимся от долгого сна.
— Ну как тебе? — тихонько спросила я, наклоняясь к сыну. — Теперь ты понимаешь? Я всегда свято верила в моего короля, моего кузена, и вот он вновь восседает на троне! Господь ни на миг не оставлял меня, я всегда чувствовала себя Его избранницей; не оставит Он и тебя. Я знала, что правление Йорка будет недолгим, знала, что все мы вновь займем в обществе подобающее нам место.
Посмотрев поверх плеча Генри, я заметила, как король кивнул Джасперу, явно подавая сигнал, что настала очередь моего сына.
— Ступай, — подтолкнула я своего мальчика. — Король желает видеть тебя, своего кузена.
Генри вздрогнул, но тут же с достоинством развернул плечи и направился к королевскому трону, держась с истинным благородством и спокойной уверенностью. Я не удержалась и шепнула мужу:
— Ты только взгляни, как он идет.
— Ну да, не хромает и ставит обе ноги, как полагается, одну за другой, — сухо и насмешливо произнес муж. — Вот уж действительно чудо.
— Он держится как настоящий аристократ, как принц, — поправила я его и даже чуть подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова.
— Значит, это и есть мой кузен, юный Генри Тюдор? — обратился король к Джасперу.
Тот кивнул и пояснил:
— Да, это сын моего покойного брата Эдмунда. Его мать вторично вышла замуж, теперь она — леди Маргарита Стаффорд.
Затем Генри опустился перед королем на колени, и тот, наклонившись, благословляющим жестом коснулся его каштановых кудрей.