Услышав о его успехах от посланного Сомерсетом гонца, который прибыл к нам совершенно измученный на загнанной лошади, я скрылась у себя в спальне и долго молилась, преклонив колена и размышляя о Елизавете Вудвилл, которую до сих пор все продолжали называть красавицей. Я представляла себе, как она, держа на руках младенца сына и собрав вокруг себя целый выводок дочерей, вдруг резко вскочила, когда дверь с грохотом открылась и Эдуард Йоркский широкими шагами вошел в комнату, неизменно победоносный. Я провела на коленях два долгих часа, но не могла молиться ни за победу моего короля, ни за мир. Лишь одна картина стояла у меня перед глазами: с какой радостью Елизавета бросается в объятия Эдуарда, зная, что он, ее муж, — самый смелый и деятельный человек в королевстве; как она демонстрирует ему новорожденного сына и как льнут к отцу окружившие их дочери. Пытаясь прогнать это видение, я взяла четки и снова попробовала молиться. Я просила о спасении моего короля, но на самом деле думала лишь о том, что безумно завидую этой женщине, которая, будучи куда менее знатной и куда хуже образованной, чем я, и, несомненно, куда менее угодной Богу, может вот так кинуться к мужу и показать ему долгожданного наследника, испытывая при этом твердую уверенность: уж ее-то супруг наверняка будет биться за свою жену и детей и защитит их от любой напасти. Почему, рассуждала я, эта женщина, определенно не являющаяся избранницей Божьей и (в отличие от меня) не отмеченная никакими признаками Его благосклонности, должна быть королевой Англии? Почему, по какой таинственной причине — видимо, слишком значительной, чтобы у меня хватило ума ее постичь, — Господь упустил из виду меня?
Когда я покинула спальню, то обнаружила, что мой супруг с мрачным лицом сидит в большом зале за столом, а около него стоит его управляющий и подкладывает на подпись одну бумагу за другой. Рядом возился какой-то клерк — топил воск и ставил на документы печать сэра Генри. Мне и минуты хватило по всем этим признакам определить: начинается подготовка к военным действиям. Значит, мой муж все-таки решил сражаться и призвал своих вассалов! Сердце мое взвилось и затрепетало, точно жаворонок в небе; слава богу, наконец-то он осознал свой священный долг! Лицо мое светилось радостью, когда я, подойдя к столу, сказала:
— Да благословит Господь тебя и твою работу, муж мой.
Но он не улыбнулся, лишь устало на меня посмотрел; глаза его были печальны, а руки продолжали двигаться, почти машинально выводя: «Генри Стаффорд». Когда он расписался на последнем листе, клерк капнул воском, приложил печать и вручил свернутый и вложенный в футляр документ секретарю.
— Отошлите все немедленно, — велел мой супруг.
Резко оттолкнув стул, он поднялся из-за стола, шагнул ко мне, крепко взял за руку и куда-то повел — видимо, подальше от управляющего и клерка, старательно собиравших бумаги, чтобы отнести их на конюшенный двор, где уже ждали гонцы.
— Жена, мне нужно кое-что тебе сообщить, и, боюсь, тебя это расстроит, — начал сэр Генри, когда мы остались одни.
Я покачала головой. Я думала, он собирается сообщить, что отправляется на войну с тяжелым сердцем, поскольку опасается оставлять меня одну. Поэтому после недолгой паузы я стала заверять его, что ничего не боюсь, раз он поступает согласно воле Божьей.
— Честное слово, муж, я даже рада…
Но он, нежно коснувшись моей щеки, прервал мою пламенную речь:
— Я созываю своих людей вовсе не для службы королю Генриху. Отныне я намерен служить королю Эдуарду.
До меня даже как-то не сразу дошел смысл этих простых фраз. Но потом душу мою сковал такой ужас, что я не могла издать ни звука. Из-за моего упорного молчания сэр Генри решил, будто я не расслышала, и повторил:
— Я намерен отныне служить королю Эдуарду Йоркскому, а не Генриху Ланкастеру. Мне очень жаль, если я разочаровал тебя этим известием.
— Разочаровал?
Он признался, что стал предателем, и теперь его заботит, не разочарована ли я?
— Мне очень жаль, если это так.
— Но мой кузен специально приезжал к нам убедить тебя воевать за…
— И в результате я лишний раз убедился, что нам необходим сильный король, который навсегда прекратит войны. Иначе герцог и ему подобные так и будут уничтожать друг друга, пока не разорвут Англию на куски. Когда твой кузен заявил, что готов сражаться бесконечно, я понял: так или иначе, а ему не миновать поражения.
— Но Эдуард по закону не должен быть королем! И никакого мира он в страну не принесет.
— Дорогая моя, тебе самой прекрасно известно, что это не так. Ведь единственный мирный период за последние десять лет — это период его правления, а теперь к тому же у него есть сын и наследник. Если будет на то воля Божья, Йорки надолго останутся у власти и наконец-то прекратят эти вечные междоусобицы.
— Но он же бастард! [33] — вскричала я, вырывая свою руку у мужа. — Он не наследник короля. Его персона не является священной. Он просто узурпатор. И ты призываешь служить этому предателю не только своих вассалов, но и моих? Моих вассалов с моих земель? Ты поднимешь и мой штандарт со знаменитой «решеткой» Бофоров, выступая на стороне Йорка?
Сэр Генри кивнул и смиренно пробормотал:
— Я догадывался, что тебе это не понравится.
— Да я скорее умру, чем стану спокойно смотреть на это!
Он ласково улыбнулся и покачал головой, словно я попросту по-детски все преувеличиваю.
— Ну а если ты проиграешь? — спросила я. — И прославишься как хамелеон, как предатель, решивший поддержать Йорка? Неужели ты надеешься, что Генрих снова призовет ко двору твоего пасынка — моего сына — и вернет ему титул графа Ричмонда? Что он, как раньше, благословит моего мальчика, если выяснится, что ты опозорил не только себя, но и меня?
Выслушав эту гневную тираду, сэр Генри поморщился, но продолжал гнуть свою линию.
— Я уверен, что поступаю правильно. И не сомневаюсь в победе Йорка.
— В битве с Уориком? — усмехнулась я. — Да Уорика ему никогда в жизни не одолеть. В прошлый раз, между прочим, у него ничего не вышло, Уорик заставил его спасаться бегством. А еще раньше, еще до того, как он сбежал из Англии, Уорик даже взял его в плен. Твой Эдуард — ученик Уорика, а не его учитель.
— В тот раз Эдуарда попросту предали, — возразил мой муж. — Он оказался практически в одиночестве, с малочисленным отрядом, вдали от своей основной армии. Но теперь он прекрасно знает всех своих врагов, да и верных людей успел призвать на помощь.
— То есть, по-твоему, он победит? — уточнила я, запинаясь от охватившего меня отчаяния. — Значит, ты готов посадить Эдуарда на трон, который по праву принадлежит моей семье? А ты подумал, что станется со мной? С моим сыном? С Джаспером? Неужели ему снова придется скрываться и жить в ссылке, потому что ты решил переметнуться в лагерь нашего врага? Неужели ты станешь причиной того, что мой сын и его дядя будут изгнаны из Англии? Или, может, ты хочешь, чтобы и я тоже навсегда покинула родину?