Мне, конечно, подобало поступить так, как Жанна д'Арк, когда она вскочила на коня и поскакала навстречу врагу в полном одиночестве, вооруженная лишь откровениями Царицы Небесной. А я связалась с грешниками, и какими грешниками! С женщиной, которая была вдовой сэра Джона Грея! [47] С мальчишкой, которого эта женщина женила на своей сестре Екатерине Вудвилл! Это за их грехи я была наказана Богом. Но сама не была греховна — Господь знает все, Он знает и это. Однако же я позволила себе сотрудничать с ними; я, верная служанка Господа, разделила наказание, которое понесли эти грешники.
Мне было мучительно думать, что их неправедные деяния разрушают праведность моих помыслов; Елизавету во всеуслышание называли ведьмой и дочерью ведьмы, а Бекингема всю его недолгую жизнь считали себялюбивым павлином. Зачем я так оступилась, пойдя с ними на сговор? Мне следовало действовать в одиночку, слушать только себя и позволить им самостоятельно устраивать мятежи и совершать убийства. Мне следовало остаться в стороне от всего этого, но так уж вышло, а в итоге их провал стал и моим провалом, вызванные ими дьявольские дожди начисто смыли и мои надежды, их грехи пали и на меня. Я была жестоко наказана за их преступления.
Всю зиму и весну я размышляла над тем, что сделали не так мои бывшие союзники. Елизавета по-прежнему оставалась взаперти в своем убежище, и я была даже рада этому. Сама находясь под арестом в собственном доме, я представляла, как она сидит в мрачной крипте у самой воды и понимает, что потерпела поражение и угодила в ловушку. И вдруг, уже в середине весны, от моего мужа пришло следующее послание:
Король Ричард и Елизавета Вудвилл наконец договорились. Она была вынуждена согласиться с постановлением парламента о том, что она никогда не была замужем за покойным Эдуардом, Ричард же поклялся, что обеспечит ей и ее дочерям полную безопасность, если они покинут убежище. Теперь ей предстоит жить под присмотром Джона Несфилда в его поместье Хейтсбери, это в Уилтшире, а ее дочери станут фрейлинами королевы Анны, пока не будет решен вопрос с их замужеством. Ричарду известно о помолвке твоего сына с принцессой Елизаветой, но ни о тебе, ни о Генри он и слышать не желает. Елизавета Вудвилл, судя по всему, полностью смирилась со своим поражением и даже со смертью сыновей. Во всяком случае, она даже не упоминает о них.
А я, воспользовавшись их примирением с Ричардом, велел втайне обследовать весь Тауэр, дабы отыскать тела принцев и возложить вину за их гибель на герцога Бекингема (и тем самым снять ее с тебя), однако под той лестницей, о которой ты говорила, никаких тел не оказалось. И мне пришлось позаботиться о распространении иных слухов, согласно которым тела мальчиков сначала закопали в Тауэре, а затем некий исполненный горьких сожалений священник увез их оттуда и дал им вечный покой, опустив в воды Темзы на самом глубоком месте, — подобная легенда показалась мне наиболее подходящей для отпрысков семейства Риверс. По-моему, такой вариант концовки всей этой истории ничуть не хуже любого другого, и пока что никто эту версию не опроверг и не сообщил никаких противоречащих ей подробностей. Трое посланных тобой убийц — если они вообще кого-то убивали — ведут себя тихо и помалкивают.
Вскоре я заеду тебя навестить. Весь двор ликует по поводу победы, да и погода стоит отличная. А только что освободившаяся из заточения принцесса Йоркская стала при дворе настоящей маленькой королевой. Она действительно очаровательна и так же красива, как ее мать когда-то; половина придворных без ума от нее, и она, безусловно, в течение ближайшего года составит кому-то отличную партию. Найти мужа для такой восхитительной девушки будет нетрудно.
Стэнли
Это письмо до такой степени меня разозлило, что я до самого вечера даже молиться не могла. Тогда я взяла коня и прогулялась верхом к дальнему концу нашего парка, а затем вокруг него — таковы были пределы моей свободы. Но я едва замечала нарциссы, качавшие в зеленой траве своими желтыми головками, и новорожденных ягнят в полях, пока не сумела взять себя в руки. Меня привело в ярость уже одно предположение, что принцы не были убиты и похоронены — хотя, несомненно, их убили, — а также дальнейшее вранье моего мужа, грозящее вызвать множество вопросов, насчет того, что принцев якобы выкопали из могилы и бросили в воды Темзы. Однако известие о том, что королева Елизавета вновь обрела свободу, а ее дочь процветает при дворе человека, которого ей полагается считать злейшим врагом своей семьи, потрясло меня до глубины души.
Как королева заставила себя заключить союз с тем, кого, по сути, должна обвинять в гибели своих сыновей? Вот что было для меня загадкой, вот что вызывало у меня особое отвращение. И как могла эта девица весело танцевать с придворными своего дяди-короля, если именно он был и убийцей ее братьев, и ее тюремщиком, из-за которого она лучшие годы детства и юности провела в заточении? Нет, это было попросту недоступно моему пониманию! Что же касается королевы, то она всегда отличалась тщеславием и стремилась лишь к собственному спокойствию и удовольствиям. Для меня не было ничего удивительного в том, что ее вполне устроила перспектива поселиться в хорошеньком поместье, а также — несомненно! — возможность отличной пенсии и приятного, обеспеченного существования. Вряд ли она вообще была способна оплакивать своих сыновей, раз приняла свободу из рук их убийцы.
Поместье Хейтсбери, еще бы! Я прекрасно знала этот дом. Там ей, разумеется, будет в высшей степени удобно; мало того, она будет окружена роскошью, и, не сомневаюсь, хозяин поместья, Джон Несфилд, позволит ей заказывать все, что ей заблагорассудится. Мужчины всегда были готовы из кожи вон лезть, лишь бы угодить этой Елизавете Вудвилл. Стоило им увидеть ее хорошенькое личико, и они сразу резко глупели. Вот и на этот раз, даже подняв мятеж, во время которого полегло немало хороших людей, а я вообще потеряла все на свете, она, судя по всему, выйдет сухой из воды.
Впрочем, ее дочь, наверное, в тысячу раз хуже, раз приняла свободу на таких условиях, а теперь еще и блистает при дворе, шьет себе красивые наряды и служит фрейлиной у какой-то узурпаторши, отнявшей трон у ее матери, королевы Елизаветы! У меня просто слов не было, чтобы выразить охватившее меня возмущение; я даже молиться не могла; я попросту лишилась дара речи, видя подобное проявление лжи и тщеславия. Да уж, и эта Йоркская королева, и эта Йоркская принцесса показали, на что способны. Теперь я могла лишь придумывать для них наказание за то, что они покинули убежище, а сама я по-прежнему находилась под арестом и чувствовала себя поверженной в прах. Разве это честно после всего того, что нам довелось пережить вместе? Разве честно, что бывшей королеве Йорков в очередной раз удалось избегнуть смертельной опасности, избавиться от заточения и преспокойно поселиться в чудесном доме, в самом сердце Англии, воспитывать своих дочерей в надежде, что вскоре они удачно выйдут замуж за кого-то, выбранного ей самой из числа друзей и соседей-аристократов? Разве честно, что принцесса Йоркская после такого унижения стала фавориткой двора, обожаемой племянницей своего дяди и любимицей всего народа, а я окончательно сброшена со счетов? Господь не может действительно хотеть этого! Он не может позволить этим женщинам жить спокойно и счастливо, тогда как мой сын находится в ссылке! Нет, я не верю, что такова Его воля! Бог должен возжелать справедливости, должен возжелать для них справедливого наказания. Или даже их полного падения. Пусть же Он захочет, чтобы эта ветвь сгорела дотла! Пусть почует запах дыма от того костра, на котором они будут принесены в жертву. И пусть Господь знает: я стану послушным инструментом в Его руках, воплощением Его воли, если Он решит вложить оружие в мою руку.