С ее отъездом я лишилась последнего друга. Придворные дамы уселись за карты, а я удалилась с послом в эркер, где нас не могли подслушать, — узнать, расспрашивал ли кто-нибудь обо мне. Никто с ним не говорил, на него вообще не обращают внимания, шарахаются, как от зачумленного. А не мог бы он нанять или купить двух лошадей и держать их не во дворце, а снаружи — на случай крайней нужды? У него нет денег, да и, в любом случае, король приставил стражу к моим дверям. Оказалось, люди, которые день и ночь охраняют меня ради моей же безопасности, открывают двери, объявляют посетителей, — мои тюремщики.
Я очень боюсь. Пытаюсь молиться — даже слова молитвы оказываются ловушкой. Нельзя притворяться паписткой — папистом считают лорда Лиля. Показать, что я придерживаюсь веры брата, тоже нельзя — лютеране под подозрением, ведь Кромвель задумал погубить короля.
С королем я стараюсь быть спокойной и милой. Не решаюсь расспрашивать, не смею оправдываться. Больше всего меня пугает его новая манера обращаться со мной — теплая и дружественная, будто мы просто знакомые. Недолгое совместное путешествие — лишь приятный эпизод, за которым неизбежно следует расставание.
Знаю, он не станет прощаться. Принцесса Мария предупредила меня. Незачем ждать минуты, когда он бросит мне в лицо обвинения. Просто однажды вечером после обеда я поднимусь из-за стола, сделаю реверанс, он галантно поцелует мне руку — и это будет в последний раз. Больше я его никогда не увижу. Выйду из залы в толпе фрейлин и обнаружу — мои покои полны стражи, платья упакованы, драгоценности унесли обратно в сокровищницу. Дальше — короткое путешествие из Вестминстера в Тауэр, в темноте меня провезут по реке, потом через ворота, и жизнь моя закончится на плахе.
Посол написал брату, что я вне себя от страха, но на ответ надежды нет. Вильгельму безразличны мои чувства, а когда выдвинут обвинения, будет уже поздно. А может, брат и не захочет меня спасать. Он сам подверг меня опасности, должно быть, его ненависть еще сильней, чем я думала.
Никто меня не спасет. Надо действовать самой. Но что может женщина, которую обвиняют в колдовстве? Генриху достаточно просто сказать: «Из-за этой женщины я потерял мужскую силу». Но как мне доказать обратное? Ведь с Екатериной Говард силы к нему вернулись! Мои оправдания будут выглядеть как очередной пример дьявольского коварства. Женщине не доказать свою невинность, когда против нее свидетельствует мужчина. Если Генрих решит повесить меня за колдовство, ничто меня не спасет. Он обвинил леди Анну — ее казнили. Просто пришли однажды и увели в Тауэр.
Остается только ждать, когда придут за мной.
Вестминстерский дворец, июнь 1540 года
Один из слуг, убирая полупустое блюдо из-под мяса, уронил мне на колени записку. В записке приказ — незамедлительно явиться к милорду герцогу. Только закончился обед, поспешила куда велено. Последнее время королева отправляется в свои покои сразу после обеда, она и не заметит, что меня нет среди испуганного кружка придворных дам, еще оставшихся при ней в опустевших комнатах. Екатерины Говард нет больше при дворе, она живет в доме своей бабки в Ламбете. Леди Лиль под домашним арестом, расплачивается за страшные преступления мужа, говорят, просто дрожит от страха. Она знает: ему не миновать смерти. Леди Рутленд — тише воды ниже травы, хоронится в своей комнате, наверно, тоже с ума сходит от ужаса, только мне неизвестно, в чем ее могут обвинить. Анна Бассет поспешила уехать под предлогом болезни двоюродной сестры, за Екатериной Кэри послала ее мать, Мария. Попросила разрешения отозвать дочь домой — ей, видите ли, нездоровится. Простецкая уловка, даже смешно. Мария Болейн всегда знала, как уберечь себя и своих близких от малейшей опасности. Жаль только, никакого труда не приложила, чтобы спасти брата. Мария Норрис отправилась прислуживать матери, живущей в загородном замке, той тоже срочно понадобилась помощь. Вдова Генри Норриса уже разок глядела на эшафот — король тогда тоже избавлялся от неугодной жены. Ей явно не хочется, чтобы дочка пошла по стопам мужа.
Мы все весьма осторожно выбираем слова, а ведем себя еще осторожнее. При дворе короля Генриха снова нелегкие времена. Все боятся, всяк под подозрением. Как в страшном сне, каждый — мужчина ли, женщина ли — знает: любое слово, любой жест могут обернуться против них. Враг назовет неосмотрительность преступлением, друг променяет твое доверие на обещание безопасности. Королевский двор состоит из отъявленных трусов пополам с разносчиками слухов и наговоров. Никто не ходит, все крадутся на цыпочках, каждый боится даже вздохнуть. Король подозревает самых близких друзей. Никому не гарантирована безопасность.
Хоронясь по углам, прокралась в комнаты герцога. Открыла дверь, тихонько проскользнула внутрь. Милорд герцог стоит у окна, вечер теплый, ставни распахнуты, пламя свечей чуть колеблется от дуновения ветерка. Взглянул на меня и улыбнулся, будто и впрямь хорошо ко мне относится.
— А, Джейн, дорогая племянница. Королева с небольшой свитой отправляется в Ричмонд, я хочу, чтобы ты поехала с ней.
— Ричмонд? — В голосе моем слышна нотка страха. Ричмонд означает домашний арест, пока проводится расследование. Но зачем меня-тο с ней посылать? Тоже предъявят обвинения?
— Останешься при ней и будешь внимательно следить, кто приходит и уходит, запоминать, о чем говорят. Особенно если будет разговаривать с послом Херстом. Он, скорее всего, ничего не сможет сделать, но было бы полезно, чтобы ты проследила, не готовится ли план побега, не посылаются ли депеши, всякое такое.
— Но… — Я оборвала себя на полуслове. Кому, как не мне, знать — герцогу не перечат.
— В чем дело? — Он еще улыбается, но глаза уже потемнели.
— Если задумает побег, мне ее не удержать, я только слабая женщина.
— Этой ночью закроют порты. Послу ни за какие деньги не удастся ни купить, ни нанять лошадей. Ее конюшни заперты, комнаты закрыты. Она не сбежит и за помощью не пошлет. Тебе только надо приглядывать за ней.
— Позвольте мне лучше прислуживать Екатерине, — осмелилась пробормотать я. — Ей еще нужно научиться быть королевой.
Герцог помолчал минуту-другую.
— Ты права. Эта девчонка — сущая дуреха. Но под присмотром бабки больших дел не наделает.
Постучал ногтем по зубу, обдумывая, что полезней.
— Думаю, ей в жизни не овладеть искусством быть королевой, — сказала я.
Он не ответил. Мы оба знали английских королев, которым было не занимать королевской стати. Маленькой Китти до них как до звезд. Сколько ее ни учи, толку не будет.
— Это уж точно, да только королю истинная королева больше ни к чему. Ему нужна девчонка, игрушка, племенная кобылка, способная зачать. Екатерине важно только научиться быть покорной.
— Тогда позвольте мне сказать правду. Я не хочу отправляться в Ричмонд с королевой Анной. Не вынесу, если придется давать против нее показания.
Герцог бросил на меня пронзительный взгляд: