— Она родилась королевой, ее воспитали по-королевски, — перебиваю его я. — А эта испорченная, своенравная девчонка… Ведет себя не как королева, а как маленькая дурочка. Если придет в голову все перевернуть вверх тормашками из-за дурацкой ленты, никто ей не указ.
— Вы должны ее приструнить.
Я только брови подняла — что тут скажешь.
— Она же королева. Вы превратили этого младенца в королеву Англии. Так ее в вашем доме воспитали, а король окончательно избаловал, вот она ни на кого внимания и не обращает. Я подожду, пока она отправится обедать, и мы тут приберем. К отъезду все будет упаковано надлежащим образом, а если чего недостанет, так она с удовольствием новое купит.
Герцог пожал плечами, отвернулся.
— Впрочем, я пришел повидаться с вами. Давайте выйдем, не выношу женского визга.
Взял меня под руку, вывел из комнаты. У двери стоит часовой, пришлось отойти подальше.
— Хорошо хоть с Калпепером держится поосмотрительней. Никто ничего не подозревает. Сколько раз он с ней спал? — Герцог в выражениях не церемонится.
— С полдюжины. Я рада, что никто по углам не шепчется. Но среди ее приближенных пара-другая фрейлин знают, что королева от этого молодчика без ума. Она с него глаз не сводит, краснеет, стоит ему появиться. На прошлой неделе она один раз просто исчезла из виду. Но по ночам король всегда к ней приходит, и днем оба все больше на людях. Так что никто ничего не докажет.
— Когда отправимся путешествовать, придется уж тебе подыскивать им укромные уголки. Мы будем часто переезжать с места на место, что-нибудь да подвернется. Что толку, если они слишком редко будут встречаться. Нам от этой девчонки нужен сын, пусть уж потешится, пока щенком не обзаведется.
До чего же вульгарно он выражается, ну да что тут возразишь.
— Придется помочь. Самой ей не сообразить, ума-то не больше, чем у котенка.
— Соображает не хуже сучки в течке. Главное, что он с ней спит.
— А что нового с моим дельцем? Вы сказали, что нашли мне мужа.
— Я написал французскому графу, — улыбнулся он. — Хотите стать госпожой графиней?
— И он ответил? — еле выдохнула я.
— Выразил интерес. Надо еще обсудить приданое и будущее ваших детей. Уверяю вас, если эта девчонка будет с приплодом к концу лета, зимой я буду целовать ручки госпоже графине.
— А он молод? — выпалила я, не в силах сдерживать нетерпение.
— Примерно в вашем возрасте, и состояние немалое. И не настаивает, чтобы вы жили во Франции. Я уже узнавал. Будет рад, коли вы останетесь в услужении у королевы. Согласен жить на два дома, и здесь, и во Франции.
— А там у него замок?
— Почти дворец.
— Я его знаю? Мы встречались? Скажите мне, кто он.
— Не торопитесь, моя дорогая, — похлопал он меня по руке. — Вы самая незаменимая из всех Болейнов. Делайте свое дело, а награда не за горами. Договорились?
— Договорились. Я уж своих обещаний не нарушу.
— И я свои сдержу, не сомневайтесь.
Линкольнский замок, август 1541 года
Я ужасно боялась, что будет скука смертная — ездишь по всей стране, а зеваки стоят у дороги и на тебя пялятся, и у каждого перекрестка кто-нибудь так и норовит разразиться приветственной речью. Король будет торжественно заседать в каждой городской ратуше, а я стискивать зубы, чтобы не раззеваться, пока толстые старшины в мантиях произносят заученные слова по-латыни, если я, конечно, не ошибаюсь и это и впрямь латынь. Томас, такой противный, клянется и божится, что они говорят по-эфиопски, потому что мы давным-давно заблудились в Африке. Но получилось вовсе не так — путешествие дело веселое. Речи, кто бы сомневался, длинные и скучные, но потом начинаются всякие увеселения — маскарады, танцы, пикники. Во время летнего путешествия быть королевой совсем неплохо, это тебе не зима, когда сидишь на одном месте. Каждые пару дней мы в новом замке или в новом поместье, так что скучать просто нет времени.
На подъезде к Линкольну король приказал мне и всем дамам переодеться в зеленое — цвет города, — и только мы прибыли, начался маскарад. Сам король в темно-зеленом костюме, за спиной лук с колчаном, полным стрел, на голове — щегольская шапочка с пером.
— Он кто — Робин Гуд или сам Шервудский лес? — шепнул мне на ухо Томас Калпепер.
Пришлось даже прикрыться перчаткой, чтобы никто не услышал, как я смеюсь.
Куда бы мы ни отправились, он тут как тут, глядит мне в глаза, подмигивает, смешит во время длиннющих приветственных речей. Король и чувствует себя получше, и сердится поменьше, такое облегчение для всех. Он, конечно, очень раздражался из-за восстания на севере, но бунтарей уже всех разбили, а бедную графиню Солсбери отправили на плаху. От этого одно расстройство, но он сказал, что теперь мы избавились от злодеев, переловили их и перевешали, и можем спать спокойно. А еще сказал, что сговорился с императором и тот будет защищать нас от короля Франции. Там тоже наши враги — voilà! — хорошо, что и на них нашлась управа.
Не стану я слишком долго горевать по графине, она была уже совсем старухой, не моложе бабушки. Вот приедем в Йорк, там-то начнется настоящее веселье, туда прибудет весь шотландский двор вместе с племянником короля, шотландским королем Яковом. Король этой встречи ждет с нетерпением, и я тоже, будет настоящий праздник, турниры и всякое такое. Уверена, победят английские рыцари, у нас рыцари самые храбрые и дерутся лучше всех. Томас наденет новые латы, а я буду королевой турнира, для королевской ложи уже пошили новые занавеси, ужасно хочется на них поскорее посмотреть.
Я все время упражняюсь. Учусь подниматься по лесенке в ложу, одаривая всех вокруг сиятельной улыбкой. Учусь сидеть с приятным выражением лица, подобающим королеве, которую приветствуют подданные. Учусь перегибаться через край ложи, чтобы вручить приз.
— Может, еще стоит поучиться дышать, — язвит Джоанна Булмер.
— Я должна все делать подобающим образом, ведь на меня будут смотреть.
Не меньше сотни английских рыцарей соберется на турниры, уверена, что каждый будет ко мне подлизываться, стараться понравиться. Томас Калпепер улучил момент, заявился ко мне в приемную в Линкольнском замке — на коленях просить разрешения быть моим рыцарем.
— Это король вам приказал? — Я, конечно, знаю, что король тут ни при чем, но, как полагается, спрашиваю.
Он опустил глаза, голову склонил, будто страшно смущен.
— Нет, это мое трепещущее сердце мне приказало.
— Вы не всегда так робки, — улыбнулась я, вспомнив, как он крепко держал меня за попку, как со всей силой прижимал к стене, чтобы украдкой заняться любовью в каком-нибудь дальнем уголке Хэмптон-Корта.
Он глянул на меня, взор горит, знаю — у него то же самое на уме.