Я протолкалась между танцующими, отправилась в покои королевы. В последнее время тут царит тишина. И сегодня из окон не льется музыка, двери закрыты, а должны быть распахнуты настежь для посетителей. Отворила дверь и вошла.
Передняя комната пуста. Престольная пелена брошена на кресле, небо вышито лишь наполовину, оно не будет закончено, пока королеве некому помочь. Интересно, каково ей сидеть тут одной, глядя на ярды и ярды еще не вышитой материи? Огонь в камине потух, в комнате холодно. У меня появилось мрачное предчувствие. На миг подумалось — вдруг ее увели? Глупая мысль, кто посмеет арестовать королеву? Но первая мысль — тишина и пустота комнаты могут значить только одно: Генрих внезапно принял решение и, не в силах больше ждать ни минуты, послал за королевой стражу.
Тихий звук, тоненький, как всхлипывания ребенка, донесся из спальни.
Такой плач никого не оставил бы равнодушным. Не рассуждая, я открыла дверь и вошла.
Королева на коленях возле кровати, будто молится. Зарылась лицом в покрывало, чепец сбился. Зажала рот, но не может унять страшные, душераздирающие рыдания. Король стоит над ней, руки в боки, словно палач на зеленой лужайке в Тауэре. Оглянулся через плечо на звук открываемой двери, заметил меня, но как будто не узнал. Мрачное бледное лицо человека, выведенного из себя.
— Заявляю вам, наш брак незаконен, поэтому должен быть и будет аннулирован.
Она подняла залитое слезами лицо:
— Мы получили особое разрешение.
— Папа не может идти против Божьего закона, — отрезал Генрих.
— Это не Божий закон… — прошептала королева.
— Довольно споров, мадам, — прервал Генрих, боясь, что она его переспорит. — Смиритесь, вы больше не королева и не жена мне. Уступите дорогу другим.
— Это невозможно. Не важно, чего я хочу. Я — ваша жена и королева. Этого не отменишь.
Не в силах видеть ее мучения, он шагнул прочь и уже в дверях добавил:
— Вы слышали все, что я собирался сказать, из моих собственных уст. Вам не на что жаловаться, я честен с вами. Но будет так, как я решил.
— Я любила вас долгие годы, — прорыдала она вслед. — Отдала вам всю себя. Скажите, чем я оскорбила вас, чем не угодила?
Генрих уже на пороге. Я вжалась в стену, чтобы пропустить его, но он не мог не ответить на страстную мольбу королевы.
— Вы должны были родить мне сына, — произнес он просто. — А вы этого не сделали.
— Я старалась! Видит Бог, Генрих, я старалась! Я родила сына, и не моя вина, что он умер. Бог захотел видеть нашего маленького принца на небесах, это же не моя вина!
Боль, звучащая в ее голосе, потрясла короля, но не остановила.
— Вы должны были родить мне сына, — повторил он. — Мне необходим сын — ради Англии.
Лицо Екатерины сурово.
— Надо смириться с Божьей волей.
— Но сам Бог внушил мне эту мысль. — Он уже кричал. — Бог повелел покончить с поддельным, греховным браком и начать сначала. И у меня будет сын, я знаю, Екатерина. А вы…
— Да, я. — Она вскинулась, как борзая, взявшая след. — Что со мной? Монастырь? Старость и смерть? Я испанская принцесса и английская королева. Что вы можете предложить взамен?
— Это воля Божья, — повторил король.
Ее смех звучал страшнее рыданий.
— Божья воля оставить законную жену и жениться неизвестно на ком? На девке? На сестре девки?
Я окаменела. Генрих прошел мимо меня и уже из другой комнаты выкрикнул:
— Божья воля и мое желание.
И дверь захлопнулась.
Я крадучись отступила назад, от души надеясь, что королева меня вообще не заметила, ведь я видела ее рыдания, слышала, как она назвала меня девкой. Но она отняла руки от лица и сказала просто:
— Помогите мне, Мария.
Я подошла. Впервые за семь лет она при мне попросила о помощи. Протянула руки, чтобы я помогла ей подняться. С трудом держится на ногах, глаза красные от слез.
— Вам надо отдохнуть, ваше величество.
— Некогда отдыхать. Доведите меня до молитвенной скамеечки и подайте четки.
— Но, ваше величество…
— Мария, — голос хриплый от недавних рыданий, — он меня уничтожит, лишит наследства нашу дочь, погубит страну, пошлет свою бессмертную душу прямиком в ад. Я должна помолиться за него, за себя, за Англию. А потом надо будет написать племяннику.
— Ваше величество, письмо до него не дойдет.
— У меня есть тайные пути.
— Не пишите ничего, что может обернуться против вас.
Замолчала, услышав страх у меня в голосе. Делано улыбнулась, но улыбка вышла горькой.
— Неужели может быть хуже, чем сейчас? Меня нельзя обвинить в измене, я — королева Англии, я и есть сама Англия. Наш брак нельзя расторгнуть, я — жена короля. Он сошел с ума этой весной, но осенью придет в себя и вернется. Все, что нужно, — пережить лето.
— Лето Болейнов. — Я вспомнила Анну.
— Лето Болейнов, — повторила королева, — не продлится дольше одного сезона.
Она сжала обитую бархатом подушку на молитвенной скамеечке, руки в старческих пятнах, я поняла — в этом мире она больше ничего не видит и не слышит, она рядом с Богом. Я тихонько вышла и затворила за собой дверь.
Георг притаился в темноте передней комнаты, как наемный убийца.
— Дядя ждет.
— Я не могу. Извинись за меня.
— Идем.
Ступила в полосу света, льющегося из распахнутого окна, яркие огни ослепили меня. Кто-то пел, Анна беззаботно смеялась.
— Умоляю, Георг, скажи, что не нашел меня.
— Он знает, ты у королевы. Меня послали дождаться, когда ты выйдешь. Когда бы это ни случилось.
Покачала головой:
— Не могу предать ее.
В три шага брат пересек комнату, сжал мой локоть и повел к двери. Он шел так быстро, что я даже бегом с трудом за ним поспевала, а на лестнице не оступилась только благодаря тому, что он сжимал мою руку как в тисках.
— Из какой ты семьи? — спросил брат, стиснув зубы.
— Болейн.
— Кто твоя родня?
— Говарды.
— Где твой дом?
— Гевер и Рочфорд.
— Страна?
— Англия.
— Кто твой король?
— Генрих.
— Вот и служи им. В таком порядке. Разве я назвал испанскую королеву в этом списке?
— Нет.
— Запомни это!
Я пыталась возражать, но он продолжал яростным шепотом:
— Каждый день жертвую собой ради семьи, хожу на задних лапках то перед одной сестрой, то перед другой, угождаю королю. Отрекаюсь от своих желаний, от своих чувств, от своей души! Сам себя не понимаю. Вот и пришли.