Ничего подобного Гарет не сделает.
Но он постоянно замечал, что Гиацинта – необыкновенная женщина, и это подсказывало ему, что необычный жест – он на это надеялся – произведет на нее впечатление.
Он покажет ей, что он ее любит, и она забудет всю эту чепуху о его отце, и все кончится хорошо.
– Мистер Сент-Клер, к вам пришли.
Гарет поднял глаза. Он уже так долго сидел за письменным столом, что удивительно, как он не пустил корни. Его камердинер стоял в дверях кабинета. Поскольку Гарет не мог позволить себе иметь дворецкого – и вообще, нужен ли дворецкий в такой квартирке из четырех комнат? – поэтому Фелпс часто выполнял эту обязанность.
– Проводите его.
– Э... – Фелпс откашлялся.
– В чем проблема, Фелпс?
– Да нет... – У Фелпса был какой-то жалкий вид. Нанимаясь на работу, Фелпс не предполагал, что ему иногда придется выполнять обязанности дворецкого, поэтому он был не обучен сохранять непроницаемое выражение лица.
– Мистер Фелпс? – нетерпеливо напомнил о себе Гарет.
– Он – это она, мистер Сент-Клер.
– Что, это гермафродит, мистер Фелпс? – Бедный камердинер окончательно смутился.
К его чести, однако, следует сказать, что больше Фелпс никак не отреагировал, а лишь сжал челюсти.
– Это мисс Бриджертон.
Гарет вскочил так быстро, что ударился об угол письменного стола.
– Здесь? Фелпс кивнул:
– Она дала мне визитку и была очень вежлива, словно ничего необычного в ее приходе не было.
Мысли Гарета лихорадочно заработали. Что должно было случиться, чтобы Гиацинта так неосмотрительно пришла к нему домой средь бела дня? Не то чтобы было лучше, если бы она пришла ночью, но все же – сколько сплетников могли видеть ее входящей в здание!
– Проводите ее.
Не может же он не принять ее. Обратно домой он, конечно же, отвезет ее сам. Сюда ее наверняка никто не сопровождал. Разве что эта любительница мятных леденцов Френсис, но что это за защита на улицах Лондона!
Он стоял, скрестив на груди руки, и ждал ее. В кабинете, кроме входной, было еще две двери – в гостиную и в спальню. К несчастью, приходящая к нему днем служанка натерла пол в гостиной каким-то особенным воском, который (она поклялась могилой матери) не только сделает пол чистым, но и убережет от болезней. Поэтому стол был сдвинут к двери в кабинет, так что теперь оставался единственный путь – через спальню.
Гарет застонал и покачал головой, представив себе Гиацинту в спальне.
Он надеялся, что она смутится, проходя через спальню, но это ей наказание за то, что пришла одна.
– Гарет, – прямо с порога сказала она.
И все его благие намерения тут же улетучились.
– Что, черт побери, ты здесь делаешь?
– Приятно тебя видеть, – с таким самообладанием ответила она, что он почувствовал себя дураком.
Все же он не успокоился.
– Тебя могло видеть множество людей. Тебе безразлична твоя репутация?
Она чуть пожала плечами и начала стягивать перчатки.
– Я помолвлена и скоро выйду замуж. Ты не можешь отказаться, и я не намерена этого делать, так что я сомневаюсь, что наша репутация пострадает, если кто-нибудь меня видел.
У него отлегло от сердца от ее слов. Он приложил немало усилий, чтобы она не смогла от него отказаться, а она только что подтвердила, что не собирается этого делать, и слышать это было очень приятно.
– Отлично. Так почему тогда ты пришла?
– Я пришла не для того, чтобы обсуждать твоего отца – если тебя это беспокоит.
– Ничуть.
Она подняла одну бровь. Черт, почему он выбрал себе в жены единственную женщину на свете, которая умеет это делать? Она промолчала, но посмотрела на него так, что он понял, что она ему не верит.
– Я пришла, чтобы поговорить о бриллиантах.
– О бриллиантах, – повторил он.
– Да, – все тем же деловым тоном отозвалась она. – Надеюсь, ты о них не забыл?
– Как я мог! – Он понял, что она начала раздражать его. Вернее, не сама она, а ее поведение. Он все еще окончательно не пришел в себя от того, что видит ее у себя, а она сохраняет полное спокойствие.
– Я надеюсь, что ты все еще хочешь их искать. Обидно отказываться после того, как мы так далеко продвинулись.
– И у тебя есть идеи насчет того, что делать? Если мне не изменяет память, мы, кажется, уткнулись в стену.
Она открыла ридикюль и достала последнюю записку Изабеллы, которая была у нее в течение последних трех дней. Она развернула и аккуратно разгладила листок на его письменном столе.
– Я взяла на себя смелость показать ее своему брату Калину. Вообще-то с твоего разрешения, если ты помнишь.
Гарет коротко кивнул.
– Я уже говорила тебе, что он много путешествует по Европе и ему кажется, что записка написана на одном из славянских языков. Сверившись с картой, он понял, что это словенский. На нем говорят в Словении, – добавила она, увидев его недоумевающий взгляд.
– Разве есть такая страна?
– Есть, – наконец-то улыбнулась Гиацинта. – Должна признаться, что я тоже не знала о ее существовании. На самом деле это регион на северо-востоке от Италии.
– Так это часть Австро-Венгрии?
– А до этого она была частью Священной Римской империи. Твоя бабушка родом из Италии?
Гарет вдруг понял, что никогда над этим не задумывался. Бабушка Изабелла любила рассказывать ему истории из своего детства в Италии, но это были рассказы главным образом о еде и о праздниках – о вещах, интересных маленькому мальчику. Если она и упоминала о городе, в котором родилась, он, конечно, не запомнил его названия.
– Не знаю, – ответил он, чувствуя себя немного глупо. – Но, наверное, она родилась в Италии. Волосы у нее не были очень черными, скорее, как у меня.
– Я об этом думала. Ни в тебе, ни в твоем отце нет ничего итальянского.
Гарет не мог говорить за барона, но была довольно веская причина, почему он не похож на итальянца.
– Что ж, если она родилась на севере Италии, отсюда явно следует, что это место было где-то рядом с границей Словении, и потому она была знакома со словенским языком. Во всяком случае, настолько, что могла написать на нем две фразы. Однако я не могу себе представить, что она думала, что в Англии кто-либо сможет их перевести.
– Точно. – Гиацинта энергично кивнула головой. Поскольку Гарет все не понимал, что она пытается ему сказать, она продолжила: – Если бы ты захотел, чтобы твой секрет было трудно раскрыть, ты бы наверняка написал о нем на самом малоизвестном языке, не так ли?