Но сейчас она лишь нагнала на него тоску.
Он и сам не понимал, зачем согласился на нее поехать. Наверное, тоже от скуки. Лондонский сезон 1817 года оказался точной копией лондонского сезона 1816-го, который он с трудом вынес. И снова через все это проходить казалось смерти подобно.
Он почти не был знаком с хозяином дома, где проводилась вечеринка, неким Филиппом Кавендером, приятелем приятеля его приятеля, и теперь страшно жалел, что не остался в Лондоне. Хотя остаться мог бы, предлог для этого у него был отличный: только что перенесенная сильнейшая простуда. Но его приятель - которого, кстати, он не видел уже в течение четырех часов - так яростно его уговаривал, что Бенедикт в конце концов согласился.
И теперь жестоко в этом раскаивался.
Он прошел по главному холлу особняка, принадлежавшего родителям Кавендера. В комнате, расположенной по левую руку, вовсю шла игра в карты. Ставки были непомерные. Один из игроков сидел весь красный и потный.
– Идиот чертов, - пробормотал Бенедикт. Похоже, этот кретин вот-вот проиграет дом своих предков.
Дверь направо была закрыта, и из-за нее слышались хихиканье и раскатистый смех, сопровождаемые отвратительным похрюкиванием и пронзительным визгом.
Шабаш какой-то! Нет, с него довольно, подумал Бенедикт. Он ненавидел карточные игры, где ставки выше, чем игроки могут себе позволить, и никогда не опускался до того, чтобы совокупляться в присутствии посторонних людей. Он понятия не имел, куда подевался приятель, который привел его сюда, а остальные гости были ему отвратительны.
– Я ухожу, - объявил он, хотя в пустом холле некому было его услышать.
У Бенедикта всего в часе езды от поместья Кавендеров был небольшой загородный дом, и сейчас у него возникло страстное желание добраться туда поскорее.
Однако, будучи человеком воспитанным, он не мог уехать, не простившись с хозяином вечеринки, даже если тот настолько пьян, что назавтра о нем и не вспомнит.
После десятиминутных безуспешных поисков Бенедикт уже начал жалеть, что мать так настойчиво прививала всем своим детям хорошие манеры и преуспела в этом. Было бы намного проще уйти с вечеринки не попрощавшись и забыть о ней, как о страшном сне.
– Еще три минуты, - проворчал Бенедикт себе под нос. - Если я не найду этого чертова идиота через три минуты, уеду.
В этот момент мимо, пошатываясь и пьяно смеясь, прошли двое. На Бенедикта пахнуло перегаром, и он поспешно отступил в сторону, опасаясь, что кого-то из молодчиков может стошнить прямо ему на ноги.
А Бенедикт ненавидел грязную обувь.
– Бриджертон! - окликнул его один из проходивших. Бенедикт лишь коротко кивнул им в знак приветствия. Оба были лет на пять его моложе, и он их плохо знал.
– Да это не Бриджертон, - промямлил второй. - Хотя постой… Верно, это Бриджертон! Я его по волосам и по носу узнал. - Он прищурился. - Но который из Бриджертонов?
– Вы, случайно, не видели нашего хозяина? - спросил Бенедикт, не отвечая на вопрос.
– А у нас есть хозяин?
– Ну конечно, есть, - ответил первый. - Кавендер. Чертовски хороший парень, поскольку разрешил нам воспользоваться своим домом…
– Не своим, а родительским, - поправил его второй. - Он ведь его еще не унаследовал, бедолага.
– Верно, родительским. И все равно здорово, что он нас пригласил.
– Так вы видели его или нет? - рассердился Бенедикт на это длинное объяснение.
– Он в саду, - ответил первый, тот, который не помнил, что у них есть хозяин.
– Благодарю вас, - бросил Бенедикт и прошел мимо гуляк к парадным дверям.
Сейчас он спустится по лестнице во двор, мимоходом поблагодарит Кавендера за гостеприимство и отправится на конюшню за фаэтоном.
* * *
"Пора искать новую работу", - с грустью подумала Софи Бекетт.
Прошло уже почти два года с тех пор, как она наконец-то перестала быть рабой Араминты, два года с тех пор, как, начала совершенно новую, самостоятельную жизнь.
После того как она ушла из Пенвуд-Хауса, она заложила пряжки с туфель Араминты, однако бриллианты, которыми Араминта хвасталась направо и налево, оказались фальшивыми, и Софи почти ничего за них не выручила. Она попыталась найти работу гувернантки, но ни одно из агентств, в которые она обращалась, не желало ее принимать. Хотя Софи и была хорошо образованна, у нее не было рекомендаций, и, кроме того, дамы не любят нанимать на такую работу молоденьких и хорошеньких девушек.
Дело кончилось тем, что Софи купила билет на карету, следовавшую до Уилшира: только туда она могла доехать, сохранив большую часть своей ничтожной суммы денег на случай крайней необходимости. И тут удача улыбнулась ей. Она быстро нашла работу горничной у мистера и миссис Джона Кавендер. Они оказались милыми людьми: ожидали от прислуги хорошей работы, однако не требовали невозможного. После изнурительного труда у Араминты работа у Кавендеров показалась Софи просто отдыхом.
Но когда вернулся из поездки по Европе их сын, все переменилось. Филипп постоянно подстерегал ее в холле, приставая с гнусностями, а когда Софи негодовала, с каждым днем становился все более и более агрессивным. Софи уже подумывала над тем, не начать ли ей искать новое место, но тут мистер и миссис Кавендер уехали на неделю в Брайтон навестить сестру миссис Кавендер, и Филипп решил устроить вечеринку для своих самых близких друзей, которых набралось с две дюжины.
Софи и раньше, до отъезда хозяев, с трудом удавалось избегать домогательств Филиппа, но тогда она по крайней мере чувствовала себя в относительной безопасности: при матери Филипп никогда бы не осмелился над ней надругаться.
Но теперь, с отъездом родителей, он, похоже, решил, что ему все дозволено. И дружки его оказались ему под стать.
Софи понимала, что ей следует немедленно уезжать, но миссис Кавендер всегда к ней хорошо относилась, и она посчитала невежливым уехать, не уведомив хозяев о своем решении за две недели. Однако после того, как Филипп в течение двух часов гонялся за ней по всему дому, Софи решила во избежание непоправимого пренебречь хорошими манерами. Она сообщила экономке (к счастью, та отлично ее понимала) о том, что не может остаться, собрала свои жалкие пожитки в небольшую сумочку и, спустившись по черной лестнице, вышла во двор. До ближайшей деревни было две мили пути, но хотя стояла глубокая ночь, Софи казалось безопаснее идти по пустынной дороге, чем оставаться в доме Кавендеров рядом с распоясавшимся молодчиком. Кроме того, она знала одну маленькую таверну, где можно было получить горячую еду и снять комнату за вполне приемлемую сумму.
Но только она завернула за угол дома и вышла на подъездную аллею, как услышала за спиной пронзительный смех.
Она круто обернулась. О Господи! Филипп Кавендер, причем еще более пьяный и отвратительный, чем обычно.