"Светские новости от леди Уислдаун", 11 июня 1817 года
Сорок пять минут спустя Бенедикт сидел в кресле и с трудом сдерживал зевоту: матушка иногда бывает такой занудой.
Молодая особа, которую она хотела с ним обсудить, превратилась в семь молодых особ, каждая из которых, по ее словам, была лучше предыдущей.
Бенедикту казалось, что он сойдет с ума. Хотелось соскочить с кресла, повалиться на пол и замолотить по нему руками и ногами…
– Бенедикт, ты меня слушаешь?
Бенедикт поднял голову и заморгал. Вот черт! Теперь, когда мать поймала его'на том, что мысли его бродят где-то далеко, придется делать вид, что тема разговора ему если не слишком интересна, то хотя бы не вызывает отвращения. На самом деле с ума можно сойти от всех этих девиц, которых она прочит ему в жены.
– Я пыталась рассказать тебе о Мэри Эджвер, - проговорила Вайолет, и голос ее прозвучал скорее насмешливо, чем раздраженно.
Бенедикт тотчас же почувствовал подозрение. Когда речь шла о том, чтобы затащить ее детей к алтарю, мать никогда не веселилась.
– О какой Мэри?
– О Мэри Эдж… Ну да Бог с ней. Тебя, похоже, что-то мучает, и тебе не до нее.
– Мама… - неожиданно для себя самого проговорил Бенедикт.
– Да? - спросила мать, склонив голову набок и заинтригованно и несколько удивленно глядя на него.
– Когда ты познакомилась с папой…
– Это произошло тотчас же, - тихо сказала Вайолет, догадавшись, о чем он хочет ее спросить.
– Значит, ты знала, что он именно тот, кто предназначен тебе самой судьбой?
Мать улыбнулась, однако в глазах ее появилось задумчивое выражение.
– Только я в этом ни за что бы не призналась, - проговорила она. - По крайней мере не сразу. Я воображала себя не романтичной, а практичной особой и не признавала любви с первого взгляда. - Она замолчала, и Бенедикт понял: она сейчас не с ним, а на балу, состоявшемся много лет назад, на котором впервые повстречала отца. Наконец, когда он решил, что мать уже забыла, о чем они говорят, она снова перевела взгляд на него и сказала:
– Но я знала.
– С самого первого момента, как его увидела?
– Скорее, с первого момента, когда с ним заговорила.
Она взяла носовой платок, предложенный ей Бенедиктом, промокнула глаза и застенчиво, словно стыдясь своих слез, улыбнулась.
Бенедикт почувствовал, что в горле у него застрял комок, и отвернулся, чтобы мать не заметила навернувшихся на глаза слез. Интересно, будет ли кто-то оплакивать его через десять лет после смерти?
И внезапно он почувствовал ужасную зависть к собственным родителям. Они нашли свою любовь и сумели распознать и бережно хранить ее. Не многим людям так повезло в жизни.
– У него был такой теплый, задушевный голос, - продолжала Вайолет. - Когда он говорил, создавалось такое ощущение, будто он говорит только для тебя.
– Я помню, - ласково улыбнулся Бенедикт. - И как только ему удавалось это делать, имея восьмерых детей? Уму непостижимо.
Мать судорожно сглотнула и подозрительно дрожащим голосом проговорила:
– Да, в этом ему не было равных. Вот только детей было не восемь, а семь. Гиацинту он так и не увидел.
– И тем не менее…
– И тем не менее, - кивнула мать. Протянув руку, Бенедикт погладил ее. Он не собирался этого делать, однако удержаться не мог.
– Итак, - сказала Вайолет, слегка пожав руку Бенедикту, прежде чем положить свою на колени, - признавайся, почему ты завел разговор про отца?
– Так просто, - солгал Бенедикт. - Без всякой причины…
А впрочем, к чему лукавить?
Он замолчал. Мать терпеливо ждала, и на лице ее застыло такое выражение, что Бенедикт не смог больше сдерживаться.
– А что может случиться, если мужчина влюбляется не в ту женщину, в какую ему стоит влюбиться?
– Не в ту? - переспросила мать.
Бенедикт кивнул, уже жалея, что завел этот разговор. Не нужно было ничего рассказывать матери, и все-таки…
Он вздохнул. Мать всегда прекрасно умела слушать. И если уж говорить откровенно, как никто другой, могла дать прекрасный совет в сердечных делах. Вот если
Бы она еще и не стремилась во что бы то ни стало женить его, ей бы цены не было.
– Что ты имеешь в виду? - осторожно спросила она.
– Я имею в виду… - Бенедикт замолчал и, подумав, продолжал:
– Я имею в виду, если, например, такой мужчина, как я, влюбляется в женщину, на которой он не должен жениться.
– Ты хочешь сказать, в женщину не нашего круга?
– Что-то вроде этого, - проговорил Бенедикт, пристально разглядывая картину на стене.
– Понятно. Что ж… - Вайолет нахмурилась. - Думаю, это зависит от того, насколько далеко она находится от нашего круга.
– Далеко.
– Очень или не очень?
Бенедикт был убежден, что ни один мужчина его возраста и имеющий его репутацию никогда не стал бы разговаривать с матерью на такую тему, но тем не менее ответил:
– Очень.
– Понятно. Что ж, в таком случае… - На мгновение она закусила губу и порывисто продолжала:
– Что ж, в таком случае я тебе вот что скажу… Я тебя очень люблю и во всем буду тебя поддерживать. - Она откашлялась. - Если мы, конечно, говорим о тебе.
Отрицать было бы глупо, и Бенедикт кивнул.
– Однако, - продолжала Вайолет, - я бы посоветовала тебе все хорошенько взвесить. Любовь, конечно, является основой любого брачного союза, но нельзя забывать и о влиянии извне. Если ты женишься, скажем, - она откашлялась, - на женщине, принадлежащей к классу прислуги, то приготовься стать объектом бесчисленных сплетен, изгоем. Для такого, как ты, вынести это будет нелегко.
– Для такого, как я? - ощетинился Бенедикт.
– Не сердись. Я вовсе не хотела тебя оскорбить. Но вы со своим братом ведете жизнь, полную развлечений и удовольствий. Вы красивы, интеллигентны, умны. Все вас любят. Даже передать тебе не могу, насколько мне это приятно. - Она улыбнулась печальной улыбкой. - Нелегко быть человеком, который не пользуется успехом.
И внезапно Бенедикт понял, почему мать всегда заставляла его танцевать с девицами типа Пенелопы Фезерингтон. С такими, которые стояли у стен танцевального зала и делали вид, что им вовсе не хочется танцевать.
Мать и сама не пользовалась успехом!
Это было трудно себе представить. Его мать, необыкновенно популярная сейчас особа, имеющая множество подруг… И отец, считавшийся самым завидным женихом сезона.
– Только ты можешь принять решение, - продолжала Вайолет, возвращая его в настоящее. - И боюсь, оно будет нелегким.