За свою жизнь ей довелось вылить бесчисленное множество ночных горшков, но люди, за которыми она выносила эти горшки, обычно, так сказать, попадали в цель, не говоря уж о том, что Софи всегда могла вымыть потом руки.
А теперь ее мучили не только холод, голод и жажда, но и сознание того, что она грязная и вонючая. Премерзкое ощущение!
– К вам посетитель.
Услышав ворчливый, недружелюбный голос тюремного надзирателя, Софи так и подпрыгнула. Неужели Бенедикт нашел ее? Но захочет ли он вызволить ее отсюда? Захочет ли…
– Так-так-так…
Араминта… У Софи упало сердце.
– Софи Бекетт, - Прошипела Араминта, подходя к камере и прикрывая нос платком, словно царившая в тюрьме вонь исходила от самой Софи. - Вот уж не ожидала, что у тебя хватит наглости явиться в Лондон.
Софи плотно сжала губы. Она понимала, что Араминта пришла лишь затем, чтобы вывести ее из себя, и не собиралась доставлять ей такой радости.
– Боюсь, дела твои плохи, - продолжала Араминта деланно-грустным тоном. - Судья не слишком благоволит к воровкам.
Софи скрестила руки на груди и упрямо уставилась в стену. Если она будет смотреть на Араминту, то непременно к ней бросится и добьется лишь того, что разобьет себе лицо о железные прутья решетки.
– Уже одного того, что ты стащила застежки с туфель, хватило, чтобы настроить его против тебя, - проговорила Араминта, барабаня пальцами по подбородку, - а уж когда я сообщила ему, что ты украла у меня обручальное кольцо, участь твоя была решена.
– Но я не… - закричала Софи и осеклась, сообразив, что именно этого Араминта от нее и добивается.
– Разве? - Араминта хитро улыбнулась и помахала в воздухе рукой. - Видишь, на мне нет обручального кольца, и потом, что значит твое слово против моего?
Софи открыла было рот, чтобы что-то сказать, и снова закрыла его. Араминта права. Любой судья поверит графине Пенвуд, а не ей.
На лице Араминты появилась недобрая улыбка.
– Надзиратель мне сказал, что тебя вряд ли повесят, так что можешь не волноваться. А вот то, что вышлют из страны, - это точно.
Софи чуть не расхохоталась. Еще вчера она и сама подумывала о том, чтобы уехать в Америку. A вот теперь на самом деле уедет. Только не в Америку, а в Австралию. И закованная в кандалы.
– Я попрошу, чтобы к тебе отнеслись со снисхождением, - проговорила Араминта. - Я не хочу, чтобы тебя убили, я лишь хочу, чтобы… отправили куда-нибудь подальше.
– Образец христианского милосердия, - пробормотала Софи. - Не сомневаюсь, судья будет тронут до глубины души.
Коснувшись руками висков, Араминта машинально откинула назад волосы.
– Совершенно верно, - согласилась она и, взглянув Софи прямо в глаза, улыбнулась фальшивой улыбкой. И Софи вдруг почувствовала, что просто обязана ее спросить.
– За что вы меня ненавидите? - прошептала она. Не сводя с нее глаз, Араминта прошептала в ответ:
– Потому что он тебя любил.
Софи, потрясенная, молчала. Глаза Араминты злобно блеснули.
– Я никогда его за это не прощу.
Софи недоверчиво покачала головой.
– Он никогда меня не любил, - отрезала она.
– Но он одевал тебя, кормил. - Араминта недовольно поморщилась. - Он заставил меня жить с тобой.
– Но это нельзя назвать любовью, - возразила Софи. - Это чувство вины. Если бы он и в самом деле любил меня, он никогда не оставил бы меня с вами. Он был неглупым человеком и наверняка догадывался, как вы меня ненавидите. Если бы он меня любил, он не забыл бы упомянуть меня в своем завещании. Если бы он меня любил… - Голос Софи прервался.
Скрестив руки на груди, Араминта насмешливо смотрела на нее.
– Если бы он меня любил, - продолжала Софи, - он нашел бы время со мной поговорить. Спросить, как у меня прошел день, что я сейчас изучаю, что я сегодня ела. - Судорожно сглотнув, Софи отвернулась: слишком тяжело было смотреть на Араминту. - Никогда он меня не любил, - тихо договорила она. - Он не умел любить.
Несколько секунд обе молчали, потом Араминта проговорила:
– Он ненавидел меня.
Софи медленно обернулась.
– За то, что не родила ему наследника. - У Араминты начали трястись руки.
Софи не знала, что сказать. А может быть, ничего и не нужно было говорить.
Еще несколько минут прошло в молчании. Араминта первой нарушила его:
– Сначала я ненавидела тебя за то, что он поселил тебя в моем доме. Ни одна нормальная женщина не согласилась бы приютить в своем доме ублюдка своего мужа.
Софи промолчала.
– Но потом… потом…
К огромному удивлению Софи, Араминта бессильно прислонилась к стене, словно воспоминания отняли у нее все силы.
– Но потом твое присутствие было мне живым укором. Какая-то сучка родила ему ребенка, а я, его законная жена, не смогла этого сделать.
Софи решила не вставать на защиту матери, понимая, что все равно ничего этим не добьется.
– Я не просто ненавидела тебя, - прошептала Араминта. - Мне был ненавистен весь твой облик.
Софи это нисколько не удивило.
– Ненавистен твой голос, твои глаза, так похожие на его глаза. Мне ненавистно было то, что ты живешь в моем доме.
– Но это был и мой дом, - тихо возразила Софи.
– Да, - ответила Араминта. - Я знаю. И мне это тоже было ненавистно.
Софи резко обернулась и взглянула Араминте прямо в глаза.
– Зачем вы пришли? - спросила она. - Неужели вам мало того, что вы сделали? Ведь вы добились, что меня отправят в Австралию.
Араминта пожала плечами:
– Я никак не смогла удержаться, чтобы не прийти. Так приятно видеть тебя за решеткой. Мне теперь придется мыться целых три часа, чтобы избавиться от вони, но это того стоит.
– В таком случае прошу меня простить, но я сяду в уголок и сделаю вид, что читаю книгу, - выпалила Софи. - Мне в отличие от вас не доставляет удовольствия вас лицезреть!
Она прошествовала в угол камеры и уселась на шаткую трехногую табуретку - единственный предмет мебели, - стараясь держаться с достоинством. Араминта ее победила, что верно, то верно, однако не смогла сломить ее дух, и Софи намеревалась дать ей это понять.
Она сидела, скрестив руки на груди, спиной к двери, ожидая услышать удаляющиеся шаги. Не раздались. Араминта по-прежнему стояла возле камеры.
Наконец, когда прошло уже минут десять, Софи не выдержала и, вскочив, крикнула:
– Почему вы не уходите?
– Я думаю, - ответила Араминта, склонив голову набок. Софи хотела спросить о чем, но почему-то побоялась.