Персефона заметила голые икры Белл, промелькнувшие под халатом, и удивленно спросила:
– Разве ты не надела ночную рубашку?
Белл вспыхнула и молча возблагодарила ночную темноту за то, что та милостиво скрыла ее смущение.
– Мне было жарко.
– Понятия не имею почему. Окно открыто настежь. Ты простудишься.
– Вряд ли. – Белл сунула книги в руки Персефоне…
– Спасибо. – Персефона вдруг сморщила нос и принюхалась. – Что это за запах? Какой странный…
Белл взмолилась, чтобы Персефона оказалась девственницей, ибо комната пропахла любовью. Можно было лишь надеяться, что женщина не узнает этот запах.
– По-моему, его приносит с улицы.
– Понять не могу, чем это пахнет. Не забудь, пожалуйста, закрыть окно перед сном. И если ты не против, я могла бы дать тебе свои духи с ароматом фиалки. Стоит немного прыснуть ими здесь, и этот отвратительный запах исчезнет.
– Может, отложим это до утра? – Белл направилась к двери.
– Тогда спокойной ночи. Увидимся утром.
– Спокойной ночи. – Белл закрыла дверь и быстро повернула ключ в замке, а затем с облегченным вздохом прислонилась к ней.
Дверь в гардеробную приоткрылась, и оттуда показался Джон, прикрываясь пестрыми платьями Белл.
– Боже милостивый, сколько у тебя нарядов!
Белл пропустила его слова мимо ушей.
– Как же я перепугалась!
– А я чувствовал себя чертовски глупо. И потом, предупреждаю тебя: я не согласен долго терпеть все это. – Он яростно сунул раненую ногу в штанину.
– В самом деле? – слабо переспросила Белл.
– Ни в коем случае! Я взрослый мужчина. Я прошел почти всю проклятую войну, чуть не лишился ноги и теперь сколотил достаточную сумму для покупки поместья. Думаешь, мне нравится прятаться по чуланам?
Белл сочла, что отвечать не обязательно.
– Объясняю прямо: не нравится. Ни в коей мере. – Он уселся в ближайшее кресло и сунул в штанину вторую ногу.
Белл предположила, что раненая нога Джона недостаточно крепка, поэтому он и сел.
– И могу сообщить тебе кое-что еще, – добавил он, давая волю своему раздражению. – Насколько я понимаю, ты моя. Надеюсь, это тебе ясно? А я не привык чувствовать себя вором, наслаждаясь тем, что принадлежит мне.
– Что же ты намерен делать?
Джон встряхнул рубашку.
– Жениться на тебе, и немедленно. А потом увезти тебя в Блетчфорд-Мэнор, затащить в постель и продержать там всю неделю, не опасаясь, что в комнату ворвется мисс Лимона и испортит мне все настроение.
– Тебе давно пора подыскать новое название своему поместью.
– Нашему поместью, – поправил он, усмехнувшись такой откровенной попытке сменить тему. – Я был слишком занят ухаживанием, чтобы уделять время этому вопросу.
– Я помогу тебе, – улыбнулась Белл.
Джон любил ее – до сих пор он не признался в этом, но его глаза не лгали.
– Отлично. А теперь, прошу меня простить, мне придется выпрыгнуть в окно, спуститься по дереву, вернуться к Дамиану и лечь спать. Утром я попробую раздобыть особое разрешение.
– Особое разрешение?
– Больше я не намерен терпеть весь этот вздор. Если повезет, мы поженимся к концу недели.
– К концу недели? – эхом повторила Белл. – Да ты спятил! Я не могу выйти замуж через несколько дней! Я не могу даже объявить об официальной помолвке, пока не вернутся родители.
Джон застонал, натягивая сапоги, и выдал совершенно незнакомое Белл проклятие.
– Когда они возвращаются? – спросил он еле слышно.
– Точно не известно.
– Ну хотя бы предположительно?
– Полагаю, через пару недель. – Белл предпочла умолчать, что, возможно, придется ждать еще месяц, а то и два, пока они вернутся. Мать будет настаивать на шумной свадьбе – в этом Белл не сомневалась ни на секунду.
Джон вновь выругался.
– Если они не явятся домой через две недели, выдать тебя замуж придется Алексу. Или твоему брату. Мне все равно, которому из них.
– Но…
– Никаких «но»! Если твои родители начнут расспросы, можешь просто сказать им, что нам пришлось пожениться.
Белл кивнула: а что еще ей оставалось делать?
– Я лю… – храбрость покинула ее, и фраза осталась незаконченной.
Джон обернулся.
– Что?
– Нет, ничего. Спускайся осторожнее – до земли слишком далеко.
– Если быть точным – три этажа…
Лукавая улыбка Джона оказалась заразительной, и, провожая его к окну, Белл ощутила, как уголки ее губ приподнимаются.
Склонившись, он пробормотал:
– Поцелуй на прощание.
Их губы слились в короткой страстной ласке.
Джон быстро отстранился, натянул перчатки и скрылся за окном. Белл бросилась к окну и выглянула наружу, с улыбкой наблюдая, как Джон спускается по дереву.
– Он мог бы попросту выйти через дверь, – пробормотала она себе. – Комната Персефоны в другом крыле.
Разумеется, спускаться по дереву было гораздо забавнее и романтичнее, если при этом ухитриться не свернуть шею. Белл вздохнула с облегчением, когда ноги Джона коснулись земли. Он нагнулся, растирая больное колено, и Белл сочувственно поморщилась.
Прислонившись к подоконнику, с мечтательным выражением лица она следила за Джоном, пока тот не скрылся из виду. Лондон может быть удивительно красивым, думала Белл, в такие минуты, как сейчас, с пустынными улицами и…
Движение на улице привлекло ее внимание. Прохожий? Судить об этом в темноте было трудно. На краткий миг Белл удивилась, что кому-то вздумалось бродить по городу ночью.
Она хихикнула. Возможно, всем лондонским джентльменам сегодня пришло в голову совершить необычный романтический поступок.
Глубоко вздохнув, Белл закрыла окно и вернулась к постели. Только забираясь под одеяло, она вспомнила, что желание Джона так и не осуществилось.
Неудивительно, что он был настолько раздражен.
Всю обратную дорогу к дому брата Джон не выпускал из руки пистолета. Разгуливать ночью по Лондону было опасно, и все-таки он решил не брать экипаж у самого дома Белл – кто-нибудь мог это заметить, а Джон не хотел, чтобы Белл стала предметом сомнительных слухов. Кроме того, до дома Дамиана требовалось пройти всего несколько кварталов. Казалось, весь высший свет Лондона разместился на крошечном пятачке столицы. Джон сомневался, что кому-нибудь из здешних обитателей известно, что город простирается далеко за границы Гросвенор – сквер.