Кэйт всегда нравилась Пенелопа. Их обеих высмеяла леди Уислдаун за ношение платья не идущего им цвета. Кэйт с грустным вздохом отметила, что текущее платье Пенелопы, сделанное из желто-лимонного цвета заставляло смотреться бедную девочку безнадежно болезненной. Это было бы еще не так плохо, но вкупе с множеством оборок и рюшей это выглядело ужасно. Пенелопа не была высокой девушкой, и это платье сильно принижало её, она смотрелась в нем низенькой толстушкой.
Это было очень жалко, поскольку она могла бы выглядеть достаточно симпатичной, если бы кто-нибудь убедил её мать, что не стоит гнаться за модой, а позволить Пенелопе выбирать платья на её вкус. У нее было довольно привлекательное лицо с бледной, бледной кожей; рыжие, даже можно сказать, темно-рыжие волосы
Независимо, оттого как можно сказать, подумала Кэйт с жалостью, но её волосам, совсем не шло желто-лимонное платье.
– Кэйт! - воскликнула Пенелопа, закрыв за собой дверь, - Какая приятная неожиданность! Я и не думала, что ты будешь здесь.
Кэйт кивнула.
– Я думаю, мы получили самое последнее приглашение. Мы познакомились с леди Бриджертон лишь на прошлой неделе.
– Ммм, я знаю, я только что сказала, что удивлена, но на самом деле, я не удивлена. По-моему, лорд Бриджертон уделял все свое внимание твоей сестре.
Кэйт вспыхнула.
– Ну, да, - Кэйт запнулась, - Он уделял чересчур много внимания.
– Именно про это и говорят сплетни, - продолжила Пенелопа, - но не всегда им можно доверять.
– Я считала, что леди Уислдаун почти не ошибается, - сказала Кэйт.
Пенелопа лишь пожала плечами, и посмотрела на свое платье с отвращением.
– Когда она писала обо мне, она была, конечно, права.
– Ох, ты ошибаешься, - быстро сказала Кэйт, но они обе знали, что Кэйт просто была вежлива.
Пенелопа утомленно покачала головой.
– Моя мама считает, что желтый - счастливый цвет, а счастливая девушка быстрее поймает в свои сети мужа.
– Ох, дорогая, - смеясь, произнесла Кэйт.
– Но она не понимает, - продолжала Пенелопа, что такой оттенок счастливого желтого цвета заставляет меня выглядеть довольно несчастной и, наоборот, отталкивает от меня джентльменов.
– Ты предлагала ей зеленый? - спросила Кэйт.
Пенелопа покачала головой.
– Она не любит зеленый цвет. Говорит, что это цвет меланхолии.
– Зеленый? - недоверчиво спросила Кэйт.
– Я даже не стараюсь понять её.
Кэйт, одетая в зеленое платье, подняла рукав около лица Пенелопы, закрывая желтый цвет.
– Твое лицо как бы освещается в этом цвете, - сказала она.
– Не говори мне об этом. Это только сделает желтый цвет еще более болезненным.
Кэйт сочувственно ей улыбнулась.
– Я бы предложила тебе одно из моих платьев, но боюсь, оно будет волочиться по полу.
– Это очень любезно с твоей стороны, но лучше я подчинюсь своей судьбе. По крайне мере в этом году гораздо лучше, чем в прошлом.
Кэйт вопросительно подняла бровь.
– Ах, да. Ты же не была в свете в прошлом году, - Пенелопа вздрогнула.
– Я весила почти на два стоуна больше, чем сейчас.
– На два стоуна? - отозвалась эхом Кэйт. Она не могла в это поверить.
Пенелопа кивнула и сделала грустное лицо.
– Детский жир. Я просила маму не вынуждать меня выходить в свет до восемнадцати лет, но она считала, чем раньше, тем лучше.
Кэйт достаточно было бросить один взгляд на лицо Пенелопы, чтобы понять, что это было не хорошо для той. Она чувствовала некоторое родство с этой девушкой, даже учитывая то, что Пенелопа была младше её на три года. Они обе знали чувство богом забытой девушки, которая жмется в углу танцевальной комнаты; обе знали выражение на лице, когда тебя никто не пригласил танцевать, но ты делаешь вид, будто тебя это совсем не заботит.
– Я хочу сказать, - произнесла Пенелопа, - Почему бы нам ни спуститься на ужин вместе? Кажется оба семейства и твое, и мое задерживаются.
У Кэйт не было стремления побыстрее пойти в гостиную и разделить общество лорда Бриджертона, но ожидание Мэри и Эдвины, лишь отсрочит пытку на несколько минут, поэтому она решила спуститься вдвоем с Пенелопой.
Они обе сунули головы в комнаты матерей, проинформировали тех, и, взявшись за руки, направились вместе в гостиную.
Достигнув гостиной, они увидели, что большая часть гостей уже спустилась в гостиную, сплетничая и беседуя обо всех и обо всем, они ждали остальных гостей. Кэйт, которая до этого ни разу не была на приеме в загородном доме, с удивлением отметила, что каждый казался более расслабленным и более радостным, чем в Лондоне. Свежий воздух на них так действует, подумала Кэйт с улыбкой. Или должно быть, расстояние от города, ослабило строгие правила поведения, которые существовали в Лондоне. Независимо от этого, Кэйт решила, что предпочла бы эту атмосферу строгому Лондонскому обеду.
Она смогла увидеть лорда Бриджертона в комнате. Или если быть точной, подумала она, она смогла почувствовать его присутствие. Как только она почувствовала его стоящим возле камина, она постаралась не смотреть в ту сторону. Но, тем не менее, она могла чувствовать его присутствие.
Она знала, должно быть, она сошла с ума, но она могла поклясться, что знала, когда он наклонил голову, когда засмеялся, когда заговорил.
И она определенно знала, что он смотрит на нее. Она, ни с того ни с сего, почувствовала странный жар.
– Я и не осознавала, как много людей пригласила леди Бриджертон, - сказала Пенелопа.
Осторожно, стараясь не смотреть в сторону камина, Кэйт оглядела комнату, чтобы увидеть, кто здесь есть.
– О, нет, - наполовину прошептала, наполовину простонала Пенелопа, - Крессида Купер здесь.
Кэйт осторожно проследила за пристальным взглядом Пенелопы.
Если кто и мог посоревноваться с красотой Эдвины в Сезоне 1814 года, так это была именно Крессида Купер.
Высокая, стройная, с блестящими светлыми волосами и сияющими глазами. Вокруг нее всегда собиралась толпа ее поклонников. Но если Эдвина была добра и щедра, то Крессида, по мнению Кэйт, была просто сосредоточенной на самой себе невоспитанной ведьмой, кто радовалась, мучая и издеваясь над другими людьми.
– Она ненавидит меня, - прошептала Пенелопа.
– Она ненавидит каждого, - проговорила Кэйт.
– Нет, она, правда, ненавидит меня.
– Почему же? - Кэйт посмотрела с любопытством на подругу, - Что такого ты ей сделала.
– Я врезалась в нее в прошлом году и заставила пролить её пунш на саму себя и герцога Эшбурна.