«Ну и язва! Ей палец в рот не клади. Да и я хорош — мелю первое, что приходит в голову», — подумал Саймон.
— Еще раз прошу извинить за неясность мыслей, мисс Бриджертон. Я не хотел вас обидеть.
— Ладно, вы прощены. Но если серьезно — что вас привело в такое уныние?
— А как бы вам понравилось, — с горячностью произнес он, — если бы вас подвергли знакомству со всеми незамужними женщинами в этой огромной зале? Если бы требовалось что-то сказать каждой из них и их матерям и, в свою очередь, выслушать всех?.. Вы смеетесь, мисс Бриджертон?
Да, она смеялась. Ее красивые глаза даже немного увлажнились.
— Хорошо ли смеяться над своим партнером по танцу? — спросил он с улыбкой, на что она отрицательно замотала головой, с трудом выговорив:
— Нехорошо.
— Однако вы продолжаете смеяться.
— Да, продолжаю. Потому что сама прошла через это, несколько в ином роде, но прошла и, как видите, осталась жива. Хотя немалого это стоило.
Его лицо сделалось серьезным.
— Но почему вы давно не вышли за кого-нибудь замуж и не прекратили свои страдания? — спросил он. — Разве никто не просил вашей руки?
— Должна я понимать так, что это сейчас делаете вы?
Кровь отлила от его лица. Он молчал.
— Не пугайтесь, милорд. Я неловко пошутила. Можете снова дышать спокойно. И простите еще раз за неудачную шутку. Но ваш вопрос тоже был не из самых удачных.
Ему хотелось ответить как-то поироничнее, пошутливее, но, как назло, ничего не приходило на ум.
Она заговорила первая.
— Чтобы ответить на ваш вопрос, сэр… — голос ее звучал не так звонко, как раньше, в нем не стало прежних мягких нот, — должна напомнить, что любая девушка находится перед выбором, и это, поверьте, самое трудное. Вам уже повезло увидеть Найджела, одного из кандидатов. Не слишком подходящий, верно?
Саймон молча кивнул.
— А до него мне делал предложение лорд Чалмерз. Видите, как я с вами откровенна. Сама не знаю отчего. Он тоже не знал, но сейчас его поразило другое.
— Чалмерз? — воскликнул он. — Но ведь ему…
— Далеко за шестьдесят. Верно. И поскольку я не оставила намерения иметь детей…
— У некоторых мужчин такого возраста тоже бывают дети, — решил Саймон вступиться за пожилых. — Я знаю случаи…
— Но мне не хочется рисковать, — прямолинейно объяснила Дафна. — Кроме того, и это главное, я не хотела бы иметь детей совместно с ним.
Разыгравшееся воображение Саймона нарисовало ему не слишком приглядную картину пребывания лорда Чалмерза в одной постели с Дафной, и он разозлился, даже не понимая на кого. Скорее, на самого себя…
— До этого старика, — продолжала Дафна, — уж если вам так интересно… До него было еще двое, тоже малосимпатичных… А перед ними…
Он перебил ее прямым вопросом, не принятым в подобном обществе:
— А сами вы хотите вступить в брак?
— Конечно. — В ее голосе звучало удивление. — Кто же этого не хочет?
— Я.
Она снисходительно усмехнулась:
— Вам так кажется. Это у вас пройдет. Большинство мужчин поначалу воображают, что они не хотят.
— Ничего подобного, — запальчиво сказал он. — Я никогда этого не сделаю.
Она внимательно посмотрела на него. Что-то в его тоне и выражении лица говорило ей, что он совершенно искренен.
— А как же ваш новый титул? — спросила она. Он пожал плечами:
— Что с ним такое?
— Как что? Если вы не женитесь и у вас не появится наследник, титул угаснет вместе с родом. Или перейдет к какому-нибудь противному кузену.
В его глазах появились искорки смеха. Таким он ей нравился больше.
— Откуда вы знаете, что все мои кузены противные?
Ее лицо тоже оживилось улыбкой.
— Все двоюродные, да еще претендующие на титул, бывают препротивными. Разве вы не знаете такого правила?
— Ваши слова еще раз свидетельствуют о том, что вы досконально изучили мужчин, — с преувеличенным восхищением произнес он.
Она победоносно взглянула на него:
— А раньше вы мне не верили.
Саймон вновь сделался серьезным и замолчал.
— Это стоит того? — потом спросил он.
— Что стоит чего?
Он на мгновение отпустил ее руку и махнул в сторону толпы гостей:
— Все это. Бесконечный парад тщеславий и честолюбий. Пребывание матери в роли сторожа за спиной.
Дафна фыркнула:
— Не думаю, что мама пришла бы в восторг от этого сравнения. — И, сразу сделавшись серьезной, задумчиво добавила:
— Да, думаю, это стоит того, выражаясь вашим языком. Потому что все это называется жизнью.
Она замолчала, и он подумал, что больше ничего не услышит на эту тему, но она заговорила снова, глядя ему прямо в лицо большими потемневшими глазами:
— Я хочу мужа. Хочу семью. И если подумать, то мое желание не так уж глупо и безрассудно. Я четвертая в се,мье из восьмерых детей, почти ничего не знаю и не видела, кроме нашего дома, сестер, братьев, и не представляю существования вне их окружения.
Саймон не сводил с нее глаз, а в голове звучал тревожный сигнал-предупреждение: ты хочешь ее, ты готов пойти на любую глупость, чтобы в конце концов овладеть ею, но ты не должен, не смеешь этого делать. Даже пытаться. Даже думать об этом. Не смеешь нарушать ее душевный покой, разбивать хрупкие стены мира, в котором живет ее душа. Ведь тем самым ты и себя выведешь из равновесия, пускай призрачного, и не сможешь уже никогда обрести успокоения.
Она, как все нормальные люди, хочет семьи, ребенка, а ты… Ты даже думать об этом не хочешь!
Тебе она нравится, приятно быть рядом с ней — как ни с кем раньше. Но ты не смеешь даже прикоснуться, ты обязан оставить ее для кого-то другого…
— Что с вами? — негромко спросила она и улыбнулась. — Куда-то улетели мыслями? Витаете в облаках?
Он отвел взгляд.
— Просто задумался над вашими словами.
— Неужели они стоят того?
— Вполне. Не могу припомнить, когда слышал последний раз такие простые, откровенные речи, полные глубокого смысла.
— Вы мне льстите, ваша светлость.
— Сейчас не надо иронии, мисс Бриджертон. Ведь хорошо, если человек знает, чего хочет.
— А вы знаете?
Как ей ответить? Как и у всех, были вещи, о которых он не мог, не хотел говорить ни с кем. Даже с самим собой. Но как легко беседовать с этой необычной девушкой, так не похожей на других из ее круга. Они ведь только-только познакомились, и разве может он позволить себе откровенность?