Куда подевалась Кэти?

Я мысленно взмолилась: «Милосердный Боже, только не Кэти! Что угодно, но только не моя девочка!»

Глаза соседей, переполненные состраданием, наблюдающие, как я на шатких ногах выхожу из машины.

Макдафф сорвался с места и попал под колеса «бьюика». Собака погибла. Облегчение, запоздалая печаль. Ужасно, но я справлюсь. Мой пудель умер, но с дочерью все в порядке.

Теперь, при виде коллег, я чувствовала тот же страх.

Что здесь, черт возьми, случилось?

Сквозь вторые стеклянные двери я увидела Марселя Морена, что-то горестно обсуждавшего с Жаном Пелетье. Я набрала код и оказалась внутри.

Заслышав шаги, они резко замолчали и посмотрели в мою сторону.

– Что? – спросила я.

– Доктор Ламанш. – Глаза Морена лихорадочно блестели. – Он потерял сознание, когда проводил вскрытие Чероки Дежардена.

– В котором часу?

– Все ушли на обед, он остался работать один. Когда Лиза вернулась, она обнаружила его лежащим на полу. В бессознательном состоянии, едва дышал.

– Надежда есть?

Пелетье сдавленно прокашлялся. Морен покачал головой:

– Все в руках Божьих.

22

В пятницу первым делом я позвонила в больницу. Состояние Ламанша стабилизировалось, но он по-прежнему оставался в отделении интенсивной терапии, и посетителей к нему не впускали. Из медсестры удалось вытянуть только это.

Как, никогда чувствуя собственную беспомощность, я заказала цветы, вслед за тем приняла душ и оделась.

Дверь в комнату Кита оставалась закрытой. Я не разговаривала с ним со среды и даже не могла сказать наверняка, где он провел предыдущую ночь. Приехав, домой, я нашла на холодильнике записку. Он придет поздно. Мне не стоит его дожидаться.

Я и не стала.

Заваривая кофе, я напомнила себе, что следует позвонить Гарри. Хотя моему племяннику уже исполнилось девятнадцать, и период неусыпного контроля остался позади, мне все-таки хотелось выяснить, насколько сильно, по мнению родителей, мне надлежит опекать Кита. И как долго.

Кит медленно, но верно завоевывал пространство. Холодильник ломился от замороженной пиццы, сандвичей с постной говядиной, хот-догов, жестянок с тушеной фасолью и банок с содовой. Сырные палочки, чипсы «Начо» в сыре и перечном соусе, пончики, упаковки всевозможных сухих завтраков выстроились шеренгами на кухонных полках.

В гостиной мой телевизор превратился в игровую приставку, по полу змеились провода, напоминая запутанные спагетти. Диски громоздились на полках и валялись по всему дому. Мятые джинсы, носки и велосипедные шорты грудой возлежали на одном кресле, с ручки второго свешивалась ковбойская шляпа. В прихожей две пары тяжелых ботинок лежали на самом проходе.

Мой дом выглядел так, словно здесь поселился Гарт Брукс [21] собственной персоной.

Я повесила вместо записки Кита свою, в которой говорилось, что я приеду домой к пяти и буду рада лицезреть своего дражайшего племянника за ужином. После чего отправилась на работу.

В лаборатории царила такая же мрачная атмосфера, как и накануне. На утренней планерке Морен объявил, что разговаривал с женой Ламанша. По ее словам, муж все еще в коме, но основные показатели состояния организма стабильны. Врачи считают, что кома вызвана кардиогенным шоком. Она позвонит, если наметятся какие-либо изменения. Обсуждение дневных заданий прошло быстро и деловито, без обычного подшучивания.

В Даллар-де-Ормо человека раздавило обрушившееся на него дерево. В Пуанто-Трамбл обнаружены в собственной постели мертвые муж и жена. Нет сомнений, что это самоубийство. На берег Ривьер-де-Прери вынесло женское тело.

Антрополог не требуется. Превосходно. Смогу спокойно просмотреть одолженный мне Кейт Брофи материал. Если Жак Рой на месте, то смотаюсь в штаб-квартиру «Росомахи» и выясню, что он думает.

После окончания планерки, прихватив кружку, я отправилась за кофе. Рональд Жильбер стоял у стойки, беседуя с новым экспертом, прикрепленным к его отделу. Хотя имя этого парня было мне неизвестно, я узнала его. Он помогал Жильберу с пятнами крови в квартире Чероки.

Пока я дожидалась своей очереди, до меня донеслись обрывки их разговора. Они обсуждали убийство Чероки. Я даже дышать перестала, вся, превратившись в слух.

– Нет, Боже упаси. Они не все такие сложные. Просто тебе повезло в самый первый раз нарваться на крупную рыбу.

– Да уж, новичкам везет!

– Хотелось бы переговорить с глазу на глаз с Ламаншем, перед тем как сдать отчет. Но думаю, не удастся.

– Как он?

Жильбер пожал плечами, задумчиво помешал кофе, затем положил деревянную палочку на поднос.

Они отошли, а я вспомнила квартиру Чероки и снова почувствовала укол беспокойства. Никому и в голову не приходит, что это убийство не вписывается в обычную схему. Почему же мне так неспокойно? В чем причина такой подозрительности? Ответов на свои вопросы я пока не получила.

Я налила кофе в кружку, добавила сливок и вернулась в кабинет. Закинув ноги на подоконник и отпивая напиток маленькими глотками, погрузилась в размышления; глаза неотступно следовали за медлительной баржей, плывущей вверх по реке.

Что не так с тем местом, где нашли труп Чероки? Никаких следов насильственного проникновения? Значит, Дежарден был уверен, что ему ничего не грозит. Тогда что? В подобной самоуверенности нет ничего необычного. Неумелый поджог? Тут, пожалуй, прав Шарбонно. Что-то спутало преступнику карты, и он поспешно скрылся с места преступления. Даже безупречные планы могут сорваться по вине дилетантов. Взять, к примеру, Уотергейтское дело.

Я сделала маленький глоток.

Что Жильбер имел в виду, когда говорил о «крупной рыбе»?

Отпила еще кофе.

Что именно вызвало затруднения у экспертов?

Глоток.

Что он хотел обсудить с Ламаншем?

Что ж, всегда можно просто взять и спросить.

Взять, к примеру, Уотергейтское дело.

Я нашла Жильбера в его кабинете, он сидел перед светящимся экраном компьютера. Когда я постучала, Рональд повернулся и посмотрел на меня поверх очков. Короткие каштановые волосы щедро покрывали его голову, щеки и подбородок, отчего он походил на какого-то героя греческих мифов.

– Есть минутка?

– Для вас я всегда свободен.

Он взмахом руки пригласил меня зайти и показал на стул рядом с собой.

– Это касается дела Чероки Дежардена.