– Постепенно его стало невозможно сдерживать. И когда стало ясно, что Андариэля придется отстранить от работы, он поднял остальных на бунт, в результате которого были убиты два представителя Комиссии.
Все притихли. Мои ладони взмокли от волнения.
Неужели кто-то мог решиться поднять руку на людей в форме? Каким глупцом надо было быть? Ведь они – не люди. Они – другая раса, создавшая свой мир и населившая его «нами». Неужели не ясно, что, убив одного, навлечешь на себя вечный гнев остальных? И не тот гнев, когда на тебя покричат, отчитают или даже один раз стукнут по лицу, а настоящий Гнев настоящих Врагов. Видимо, Андариэль был либо слишком самонадеянным субъектом, либо дураком.
Судя по лицам, остальные в этот момент думали то же самое.
Голос Дрейка звучал ровно и сухо, но оттого невероятно зловеще.
– Они должны были быть убиты, но сбежали. Сбежали в единственное место, куда, как они знали, за ними не проследует Комиссия, – на Уровень «F». Что ж… Мы не стали ломать собственные принципы и преследовать в зоне, которой выделили неприкосновенность. Но выделили ее в обмен на невозвращение в нормальный мир. И Вейерос, как теперь выяснилось, нарушил собственную часть договора, отыскав способ «просачивать» своих людей на поверхность. А это в корне меняет дело. Теперь к нему в гости пожалуете вы и полностью зачистите там территорию. Найдете каждого… каждого, – акцентировал на этом слове свою речь Дрейк, – кто причастен к группировке Вейероса, и убьете. Никаких пленных. Никаких переговоров. Никаких компромиссов.
Мужчины молчали. Фото на экране выглядело зловещим, выражение в глазах блондина будто изменилось на едкое, насмешливое и злое. Иллюзия…
– Получается, он мстит нам за то, что мы – действующий отряд? Поэтому он пытался убить Халка и других? – спросил Чейзер, шевельнув плечами, обтянутыми черной рубашкой. Кожаная куртка висела на спинке стула (слишком жаркая для внутреннего помещения).
– Он мстит мне, вам и своим неудавшимся планам. И должен признать, к этому моменту он слишком далеко зашел. Аарон Канн займется разработкой тактических действий. Операция займет не один день. Скорее всего, вам придется несколько раз возвращаться туда, чтобы выкорчевать все сорняки с перерывами на отдых и восстановление сил. Сопротивление будет оказано серьезное; как вы понимаете, противостоять вам будут не мальчики с улицы, а бывшие профессионалы, чьи навыки схожи с вашими собственными. Плюс у врага есть преимущество – сыворотка невидимости, изоморф для клеточной ткани, разработанный бывшим биохимиком-генетиком отряда – Ирэной Валий.
На экране появилась фотография темноволосой брюнетки с холодными глазами. Правильные черты лица, изящные тонкие брови, ярко-красные губы, высокие скулы, чуть презрительный взгляд, копна пышных черных волос поверх белого воротничка халата.
Умна, красива и амбициозна…
Лежащие на коленях пальцы сидящего неподалеку от меня Баала медленно сжались в кулаки.
Зачем я прыгнула за ним?
Из жалости? Поддержать? Что-то сказать?
Но что?
В камине снова горел огонь, горел яростно, сдобренный горой поленьев. В комнате было тепло, пожалуй, слишком, будто ее обитатель отчаянно мерз и все время пытался согреться теплом извне.
– Какого черта тебе опять здесь надо? – прорычал-простонал он без особой, впрочем, злости. Стоял спиной, позвякивая горлышком бутылки о край низкого стакана.
Я прошла и села в знакомое, накрытое темной тряпкой, съехавшей в сторону, кресло. На вопрос отвечать смысла не было: я сама не знала, зачем пришла.
В доме сухо, тихо и пусто. Одиноко. Я подобрала под себя ноги.
Волны горечи сочились из Баала, как гной из вскрытой раны – невидимые, они кругами расходились от него в стороны, проникая в предметы, отравляя воздух, обижая дом, который, как мне показалось, любил хозяина. Только теперь хозяин забыл обо всем, кроме той фотографии, которую изъедал злым взглядом, глотая виски, как воду. Черные волосы повисли сосульками, руки дрожали.
Он больше не спрашивал, зачем я пришла. Горечь, отыскав собеседника против воли, облеклась в слова.
– Я думал: она умерла… Думал… умерла… А вон оно как вышло, – от обреченного смеха у меня сочувственно сжалось сердце. А следующий голосовой раскат заставил подпрыгнуть на месте. – А я ведь предупреждал ее! Но ее привлекала власть, сосредоточенная в руках Андэра. Ему поклонялись, а я стоял в стороне. Я просил, а он приказывал… и она ушла за ним. Ее бы не наказали, не исключили бы, ведь Ирэна не творила те бесчинства, за которые все в конечном итоге поплатились: она любила свои чертовы пробирки и лабораторию больше жизни. Но деньги… Бернарда, кто не любит деньги? Она очень их любила.
Я поморщилась.
А что деньги? Странно, но самое ценное всегда остается вне их власти. И если эта баба не смогла этого понять…
Баал одним глотком допил виски в стакане, долго смотрел в него, будто удивленный, что пойло так быстро закончилось, недовольно рыкнул и пошел наливать еще.
Видимо, я уже не вызывала у него раздражения.
Жидкость перекочевала из бутылки в стакан.
– Поверить не могу… Инсценировала фальшивую смерть, заставила всех поверить в нее, а потом ушла за ним. Почему?
Он так и стоял поверженный, склонившись над нетронутым стаканом. С опущенными плечами, с волосами, рассыпавшимися завесой, с порванной доктором-генетиком в клочки душой.
– Я просил ее… – голос его прервался: Баал не смог закончить предложение. Он был насквозь отравлен ядом разочарования. – Любил ее… Против всякой логики. Почему?
– Потому что мы не выбираем, кого любить, – напомнила о том, что все еще существую. – Думаешь, я бы по своей воле выбрала Дрейка? Да у меня бы кишок не хватило. А если полюбил, тогда все, просто пойдешь вперед, хоть он гад, хоть он Начальник. Потому что он тебе родной… А если человек родной, то все равно, что он тебе говорит и кем притворяется. Все равно, какая маска у него на лице. Даже зная, что тебе ее откусит капкан, ты все равно будешь тянуть к нему руку.
Эти слова что-то надломили в высоком темноволосом мужчине – он начал оседать на пол.
– Не смей! – рявкнула я, чувствуя, как растет волна негодования на бездушную брюнетку с фотографии. – Не раскисай!
Он даже не отреагировал: неуклюже скособочился у высокого табурета, увенчанного стаканом, упершись лбом в собственную ладонь, и застыл, как околел.
Наверное, несчастье может подкосить любого. Важно лишь, один ли ты окажешься в такой момент. Большой и сильный Баал сдавался.
Поначалу я растерялась. Нельзя ему так, не стоила эта женщина того. Хотя откуда мне знать? Если бы Дрейк раскрошил мое сердце, как много сил осталось бы в нем? А что если бы я похоронила его и лишь спустя годы узнала, что он не погиб, а предпочел мне другую жизнь и другую женщину?
К черту дуру-Ирэну, но только не Баал… Не оставлю это так. Все мы в какие-то моменты бываем слабы, подавлены или сокрушены. И хорошо, если рядом находится кто-то, способный помочь.