Бержерон и еще ряд специалистов – невропатолог, радиолог, микробиолог, одонтолог – работали в ЛМЛ по особому графику. Бержерон обычно приходил сюда всего раз в неделю – в остальное время он занимался частной практикой и принимал пациентов. На прошлой неделе его вообще не было в лаборатории.
– В четверг два рабочих обнаружили человеческие останки на территории Гран-Семинер, – пояснила я. – Ламанш решил, что это всего лишь продолжение истории со старинным кладбищем, и поручил мне съездить и взглянуть на кости. Он ошибся.
Бержерон поставил на пол портфель и сосредоточился.
– Отдельные части расчлененного тела жертвы преступник разложил по полиэтиленовым пакетам и привез к Гран-Семинер, – продолжила я. – Предположительно это случилось месяца три назад. Тело принадлежало белой женщине лет двадцати – двадцати пяти.
Клодель захлопал конвертом по ладони с удвоенной скоростью. Потом остановился, многозначительно посмотрел на часы и кашлянул.
Бержерон окинул детектива беглым взглядом и вновь сосредоточил внимание на мне.
– Мы с мсье Клоделем предполагаем, что погибшая – некая Изабелла Ганьон, – опять заговорила я. – По крайней мере дата ее исчезновения совпадает с вероятным моментом наступления смерти жертвы, а краткие сведения о ней соответствуют тем данным о трупе, которые нам уже удалось выяснить. Сегодня мсье Клодель побывал у доктора Нгайена. Вы знакомы с ним?
Бержерон покачал головой и протянул свою длинную костлявую руку.
– Хорошо, – сказал он. – Давайте, этим обязан заниматься я. А Даниель уже сделал снимки?
Клодель отдал ему конверт.
– Да, – ответила я. – Они должны лежать на вашем столе.
Бержерон открыл дверь в свой офис и вошел. Клодель проследовал за ним. Я осталась в коридоре, но сквозь дверной проем увидела еще один коричневый конверт на письменном столе Бержерона. Приблизившись, он взял его и взглянул на номер. Клодель тоже направился к столу.
– Можете позвонить мне примерно через час, мсье Клодель, – проговорил Бержерон.
Детектив замер на месте, шевельнул губами, собравшись что-то сказать, потом передумал, вытянул их в тонкую напряженную линию, одернул рукава и вышел. Я едва сдержала улыбку. Бержерон не собирался позволять следователю заглядывать во время работы через плечо, и Клодель только что понял это.
Бержерон повернул ко мне свое худое лицо:
– Войдете?
– Конечно, – ответила я. – Кофе приготовить?
Приехав на работу, я еще не выпила ни чашки кофе. Мы часто по очереди варили его друг для друга в небольшой кухоньке в противоположном крыле.
– Да, пожалуйста.
Бержерон достал кружку и протянул ее мне. Я сходила за своей чашкой и зашагала по коридору к кухне. Получить приглашение от Бержерона было приятно. Мы часто работали вместе над тем или иным делом, изучая разложившиеся, сгоревшие, мумифицированные или превратившиеся в скелет останки людей – то есть такие останки, для которых не годятся обычные методы обследования. Мне нравилось сотрудничать с этим человеком. Ему со мной, по-моему, тоже.
Когда я вернулась, Бержерон уже разглядывал снимки – две стопки темных квадратиков с изображением отдельных участков челюсти. Зубы выделялись на их общем черном фоне светлыми пятнами: коронки, корни и пульпа окрашены в разные серо-белые тона. Я вспомнила, как безупречно выглядели эти зубы, когда я осматривала их там, в лесу. На снимках, обработанные и подготовленные к обследованию, они смотрелись совсем по-другому.
В правой стопке лежали снимки, сделанные до смерти, в левой – после. Бержерон своими длинными тонкими пальцами принялся ощупывать каждый из квадратов, ища небольшую выпуклость, и раскладывать их лицевой стороной вверх. Вскоре все посмертные и предсмертные снимки лежали на столе справа и слева в одинаковом порядке.
Марк приступил к сравнению. Количество зубов совпадало. Все линии и изгибы на снимках слева точно повторяли линии правых снимков. Но главным, что бросалось в глаза, были ярко-белые пятна, обозначавшие пломбы – они присутствовали в одних и тех же местах и на тех, и на других карточках.
Тщательнейшим образом рассмотрев снимки, Бержерон выбрал один из них из правого ряда, положил на соответствующий из левого и показал мне. Очертания коренных зубов, изображенных на рентгенограммах, сошлись идеально. Бержерон повернулся ко мне.
– C'est positif, – сказал он, выпрямляя спину. – Пока, конечно, неофициально – я должен разобраться еще и с письменными материалами.
Предстояла утомительная возня с записями, несмотря на то что сравнение снимков всегда гораздо более информативно. Но сомнений в том, что картина не изменится, у Бержерона уже не было. Он протянул руку и взял кружку с кофе.
Как хорошо, что не я буду беседовать с родителями этой Изабеллы Ганьон. С мужем. С любовником. Или с сыном. Мне доводилось присутствовать при подобных объяснениях, и я знаю, какими становятся лица близких умершего. В их глазах мольба. Они заклинают тебя сказать, что допущена какая-то ошибка. Что происходящее – всего лишь кошмарный сон. Что ты что-то перепутал. Потом наступает осознание. В считанные доли секунды мир для них меняется навсегда.
– Спасибо, что сделал это сразу, Марк, – сказала я. – И за предварительное заключение спасибо.
– Хотелось бы, чтобы все побыстрее распуталось.
Он сделал глоток кофе, скорчил гримасу и покачал головой.
– Если желаешь, с Клоделем можешь общаться через меня, – предложила я, старательно пытаясь говорить бесстрастно.
По-видимому, у меня ничего не получилось. Бержерон понимающе заулыбался:
– Не сомневаюсь, что ты сумеешь укротить мсье Клоделя.
– Верно, – сказала я. – Вот в чем он нуждается. В укрощении.
Направляясь к себе, я слышала, как Марк смеется.
* * *
Моя бабушка постоянно твердила, что в каждом человеке есть что-то хорошее.
– Присмотрись повнимательнее, – мягко говорила она, – тогда и разглядишь это хорошее. У всех свои достоинства.
Бабуля никогда не общалась с Клоделем.
Его достоинство заключалось разве что в быстроте. Через пятнадцать минут детектив уже был тут как тут.
Я слышала сквозь закрытую дверь их разговор с Бержероном. Голос Клоделя звучал приглушенно, это означало, что он сильно раздражен. Ему хотелось узнать мнение Бержерона о снимках от него самого, а не от меня, но Бержерону не было дела до его желаний.
Некоторое время спустя Клодель появился в моем офисе. Ни он, ни я не произнесли ни единого приветственного слова.
– Наши предположения подтвердились, – проговорила я. – Это Ганьон.
Клодель нахмурился, но глаза его заблестели оживленно. Теперь он мог приступать к следствию.