Клодель еще не вернулся с места обнаружения убитой. Его коллега, Мишель Шарбонно, сидел на одном из пластмассовых стульев, выстроенных в ряд вдоль дальней стены в кабинете для вскрытия. Ламанш приехал с места преступления меньше часа назад, тело привезли несколькими минутами раньше. Когда я пришла, производили вскрытие. Я мгновенно поняла, что сегодня нам всем придется задержаться на работе допоздна.
Она лежала лицом вниз, руки сложены вдоль тела ладонями вверх, а пальцы сжаты. Специалист по аутопсии осматривал сейчас ее ногти и брал соскоб. На фоне начищенной поверхности столешницы из нержавеющей стали обнаженное тело выглядело восковым. Спину покрывали маленькие кружки – следы от дренажных отверстий стола. Тут и там на коже темнели прилипшие волоски, упавшие с курчавой копны на ее голове.
Затылок изуродован, череп слегка перекошен, как на кривом детском рисунке. Вытекавшая из него кровь, смешиваясь с водой, которой ее обмывали, стекала вниз и образовывала под телом красную полупрозрачную лужу. На другом столе для вскрытия лежали пропитанные кровью спортивный костюм, бюстгальтер, трусики, туфли и носки. В воздухе резко пахло металлом. В пакете рядом с костюмом я увидела эластичный бинт и санитарную подушку.
Даниель делал снимки "Поляроидом". Перед Шарбонно на письменном столе темнели квадраты с белыми краями. На них проявлялись изображения. Шарбонно, закусив нижнюю губу, внимательно рассматривал один снимок за другим и аккуратно возвращал каждый на свое место.
Офицер в форме щелкал "Никоном" со вспышкой. Когда он обогнул стол и поднялся на табурет, Лиза, пришедшая к нам последней из всех специалистов по аутопсии, подложила под тело старинную ширму – окрашенную краской металлическую раму, обтянутую белой тканью. Такими в незапамятные времена в больницах огораживали пациентов во время выполнения некоторых интимных процедур. Рядом с Маргарет Адкинс эта ширма показалась мне насмешкой, злой иронией. До интимности ей теперь не было никакого дела.
Фотограф слез с табурета и вопросительно посмотрел на Ламанша. Тот шагнул к столу с телом и кивнул на царапину на задней части левого плеча.
– Это вы запечатлели?
Лиза поднесла с левой стороны к указанному месту прямоугольную карточку с номером "Лаборатуар де медисин легаль", номером морга и датой: двадцать третье июня 1994 года. И Даниель, и фотограф сняли плечо крупным планом.
По распоряжению Ламанша Лиза сбрила волосы вокруг ран на голове убитой и несколько раз спрыснула череп водой. Всего ран было пять. Рваные края свидетельствовали о том, что удары наносили тупым предметом. Ламанш измерил их, схематически зафиксировал на бумаге и велел снять крупным планом.
– А теперь опять переверните ее, пожалуйста, на спину.
Лиза шагнула вперед, отодвинула тело к дальнему левому краю стола, аккуратно прижала его левую руку к животу и с помощью Даниеля перевернула на спину. Когда затылок жертвы коснулся стола, послышался приглушенный стук. Лиза приподняла голову убитой, положила резиновое приспособление под ее шею и отступила в сторону.
То, что представилось взгляду, заставило мою кровь мчаться по жилам еще быстрее. Будто в желудке встряхнули бутылку с газированной водой, убрали с горлышка большой палец, и оттуда неудержимым потоком рванул наружу гейзер страха.
Маргарет Адкинс была распорота от грудины до таза. Сквозь уродливую расщелину в туловище виднелись яркие внутренности. В том месте, где щель была наиболее глубокой, а органы смещены, блестела оболочка, покрывающая позвоночный столб.
Потрясенная, я перевела взгляд выше, не в силах смотреть на ее обезображенный живот. И увидела не менее ужасающую картину. Голова убитой была приподнята, лицо с вздернутым носиком и изящным подбородком напоминало лицо феи. Щеки осыпали веснушки – на фоне мертвенно-бледной кожи пятнышки эти казались невероятно темными. Жертва напоминала бы Пеппи Длинныйчулок, если бы еще и улыбалась. Но ее рот был расширен вовсе не в улыбке – из него торчала отрезанная левая грудь. В нежную нижнюю губу утыкался сосок.
Я подняла голову и встретилась взглядом с Ламаншем. Складки на его лице выглядели глубже обычного. Нижние веки были так сильно напряжены, что провисали и чуть подрагивали. Я увидела в его глазах искреннюю скорбь и что-то еще.
Ламанш ничего мне не сказал – продолжил заниматься вскрытием, переключая внимание то на тело, то на свой блокнот. Он фиксировал каждое повреждение, определял положение и размеры любой царапины, описывал малейший порез. Тело фотографировали.
Мы ждали. Шарбонно закурил.
По прошествии, как мне показалось, нескольких часов, Ламанш завершил внутренний осмотр.
– Хорошо. Теперь сделайте рентген.
Он стянул с рук перчатки и сел за письменный стол, склоняясь над своим блокнотом, как старик над коллекцией марок.
Лиза и Даниель подкатили к столу с телом стальную каталку, с профессиональной ловкостью и бесстрастностью переместили на нее убитую и повезли делать рентген.
Я тихо приблизилась к Шарбонно и села на стул с ним рядом. Он приподнялся, кивнул, улыбнулся, сделал глубокую затяжку и затушил окурок.
– Доктор Бреннан, как дела?
Шарбонно всегда беседовал со мной только по-английски и гордился, что может говорить на нем бегло. Его речь представляла собой странную смесь квебекского и южного сленга. Родом он был из Шикутими, два года работал на нефтяных вышках на востоке Техаса.
– У меня все в порядке. А у вас?
– Грех жаловаться.
Он пожал плечами так, как умеют только истинные франкофилы: чуть сгорбившись, подняв ладони вверх.
У Шарбонно широкое, дружелюбное лицо и скрученные в колючки волосы какого-то серого цвета. Когда я смотрю на него, всегда вспоминаю о морских актиниях. Крупный человек с толстой шеей. Воротники его рубашек всегда обхватывали ее чрезмерно плотно. А узел галстуков, как будто желавших компенсировать этот недостаток, постоянно либо съезжал набок, либо ослаблялся и свисал ниже уровня верхней пуговицы на рубашке. Наверное, Шарбонно сам его ослаблял, просто для удобства. В отличие от большинства детективов КУМа он не пытался гнаться за модой. А может, и пытался. Сегодня на нем были светло-желтая рубашка, полиэстровые брюки и спортивная куртка в клетку. И коричневый галстук.
– Видели фотографии, сделанные на месте преступления? – спросил он, беря со стола коричневый конверт.
– Еще нет.
Шарбонно достал пачку снимков, сделанных "Поляроидом", и протянул мне.
– Их привезли вместе с телом.
Я кивнула и принялась рассматривать фотографии. Шарбонно пристально наблюдал за мной. Мне показалось, ему хочется увидеть меня напуганной, а потом рассказать об этом Клоделю. Так или иначе, он почему-то был крайне заинтересован моей реакцией.
Фотографии в хронологическом порядке воспроизводили сцену приезда на место обнаружения трупа следственно-оперативной группы. На первой из них я увидела узкую улицу со старыми, но ухоженными трехэтажными домами из красного кирпича. Параллельно домам вдоль дороги из небольших квадратов земли, окруженных цементом, росли деревья. Перед каждым из домов темнели прямоугольные дворы, разделенные пополам дорожками, ведущими к металлическим лестницам с крутыми ступенями. Тут и там на дорожках стояли трехколесные велосипеды.