Анатолий был причесан.
Сидел в белой выглаженной рубашке и серых брюках. Больше молчал, чем говорил, но того и не требовалось. После первых трех стопок разговорная волна за столом начала разрастаться, голоса стали громче, шутки заковырестее.
Тетки припоминали что-то из детства братика "Тольки", но не часто, больше для приличия, постоянно перемежая все это со спором о садовых посадках. В этом году и в следующем. Мужья жевали салат, подкладывали картошечку и огурчиков, чтобы было чем закусить следующую чарку. Мама о чем-то вежливо расспрашивала свекровь и ее подругу. Тетя Таня приглушенно разговаривала по мобильнику, отодвинувшись к приоткрытому, чтобы спасти от духоты, балкону.
Я же, можно сказать, осталась одна, рассеянно ковыряясь вилкой в горке толченки поверх которой кто-то вежливо примости мне котлету.
Как так? Людей в комнате много, а поговорить не с кем. Почему одиночество нигде не ощущается так сильно, как среди людей?
На ум пришла прочитанная когда-то в книге у Бушкова фраза "Один, как идол металлический, среди фарфоровых игрушек..."
За два часа застолья, мне было задано всего несколько фраз.
"Что, правда, полное имя Бернарда? Как необычно.... (одна из сестер - поморщившись)"
"Как дела на работе? (тетя Таня после разговора по мобильнику) Хорошо, спасибо!"
"А ты переводчица, что ли? С английского? А вот мы в школе все поголовно немецкий, да... давно это было...(мать Анатолия)"
Я начала уставать. Голоса сливались, резкий смех отскакивал от стен и неприятно отдавался в висках. Я смотрела на отчима - притихшего и отчего-то даже не пьянеющего. Тот ел котлету, изредка улыбался шуткам, подарками не интересовался, только лишь пил минералку, утонув мыслями в чем-то своем.
Я впервые подумала о том, что практически ничего не знаю о человеке, с кем не первый год обитаю в одной квартире. Что у него на уме? Чем вообще живет и дышит? Есть ли хоть какие-то увлечения?
Знала я об Анатолии Геннадьевиче не так уж много. Ему - пятьдесят пять, женат никогда не был, родился в деревне, но в юном возрасте уехал в город, поступил в какой-то институт. Лет пять назад работал в ремонтном отделе - чинил телевизоры и радиотехнику. Потом что-то не сложилось там, наняли другого молодого парнишку, а отчима рассчитали - он ушел простым слесарем на завод, где работал и до сих пор.
И что такого мама в нем нашла? Вроде бы ничем не примечательный мужчина, на первый взгляд....
Этот вопрос я решилась задать ей на кухне, когда мы остались одни.
В моей голове шумел второй бокал вина, на маминых щеках тоже выступил румянец. От выпитого и от усталости, наверное.
- Дин.... Да не такой он и плохой, Толька-то.
- Мам, но ты? Женщина видная, умная. Почему с каким-то алкоголиком до сих пор?
Я не хотела резко, но получилось все равно грубовато.
Она погрустнела. Но улыбнулась.
- Дочь, да ведь он не всегда таким был. Он другим был раньше, когда познакомились.
- Каким?
Поинтересовалась осторожно. Чтобы не обидеть.
- Он ведь в аэропорту работал - бортмехаником. Самолеты обслуживал....
- Правда? - Я удивленно посмотрела на нее, доставая из холодильника торт. Про самолеты я ничего не знала.
- Да. А ты думала? Он не глупый совсем. Окончил институт, у него в дипломе знаешь какая специализация?
- Не знаю. Какая?
- Техник по радиоэлектронному, локационному и навигационному оборудованию самолетов.
Я с уважением покачала головой. Звучало действительно гордо. И даже как-то не вязалось с тихим причесанным молчуном за столом. Наверное, я действительно ничего не знала о нем. Вот только.... Если уж он был молодым амбициозным специалистом, почему стал таким, каким был теперь?
- И он работал? Обслуживал самолеты?
Мама достала из шкафа чайный сервиз на шесть человек. Посмотрела на чашки, потянулась к полке над раковиной и добавила еще три (получилось разномастно, но зато хватало на всех). Потом ответила.
- Да, в аэропорту он долго работал. Пока не сократили. Это уже потом - мастером-ремонтником и слесарем. От нужды....
Я помолчала. Почему-то дядю Толю стало жалко и даже понятно.
- А ведь раньше.... - продолжала мама, - он астрономией увлекался. Все хотел на телескоп накопить, звезды по ночам смотреть выезжать с палаткой, чтобы свет от города не мешал. И мотоцикл тогда был. Это он потом продал, когда понял, что все равно не накопит.....
Я снова вспомнила отчима в белой рубашке, зажатого с двух сторон сестрами. Значит, когда-то он увлекался космосом. И, наверное, не пил.
Куски торта расположились на тарелках. Желтые дольки апельсинов и киви застыли, как мухи в янтаре, в плотном прозрачном желе. Пахло фруктовой пропиткой коржей.
- А все-таки.... Почему ты его выбрала? Ведь не за то, что он - бортмеханик, так ведь?
- Так. - Мать улыбнулась и даже помолодела. - Знаешь, Дин, он умел быть не таким, как другие.
- Это как?
- Ну, с ним женщина себя начинала чувствовать женщиной....
Я с удивлением посмотрела на маму. Та задумчиво покачала головой, вспоминая что-то.
- Понимаешь, с плохим мужчиной, ты будешь чувствовать себя вечно "недостойной" и неправильной. А с хорошим - будешь "женщиной". Настоящей. Ценимой, любимой, обожаемой.... Королевой. И дядя Толя умел так сделать. Были и другие времена, были деньги. Меня он на руках носил, тебя старался баловать, как мог....
Всплыл откуда-то в памяти запах сахарной ваты и леденцов на палочках.
Я забыла про торт, глядя на собственную мать. Глубокие слова она сказала. И правильные.
- И что, он, правда, мог?
Даже не верилось. И, в то же время, верилось. Что-то очень важное затрагивали ее слова....
- Правда, дочка. Ты, вот, когда найдешь мужчину, на это и опирайся. С ним ты должна себя чувствовать лучше, чем ты есть, а не хуже. А если хуже, то не держись за такого. Не твоя это "кофточка". Как пуговицы не перешивай, а сидеть не будет.
Я улыбнулась сравнению.
Мать закончила разливать чай.
Нужно было возвращаться к гостям.
Я подхватила тарелки с тортом, чтобы нести в зал. Отчего-то возникло желание еще раз взглянуть на дядю Толю. Только на этот раз по-другому. По-новому.
* * *
Это был холм. Хороший холм, укрытый от посторонних глаз, поросший коротенькой травкой. Отсюда было хорошо видно Нордейл.
Я уселась на землю, вытянула уставшие ноги. Гудящие, после длинного, суетного и какого-то бесполезного дня.