* * *
Ветер гонял по тротуару сухие листья - в сумерках они казались бурыми и одноцветными, пытающимися отдохнуть от постоянного движения, прибившись к бордюрам. Очередной порыв - очередная порция лиственных солдатиков устало промаршировала от одного края дороги к другому.
Синеватым казался и капот машины, отражал последние светлые всполохи на небе, оставшиеся после ушедшего за горизонт солнца.
Дрейк подошел к припаркованному снаружи здания автомобилю.
У соседнего, схожего по виду, зажав между зубами сигарету, стол человек в серебристой униформе. Светлые волосы его растрепались, глаза, не обращая внимания на подошедшего, смотрели куда-то вдаль.
Еще издалека Дрейк почувствовал нестабильное состояние, обычно спокойного и уравновешенного коллеги. Воздух вокруг того был плотным, напряженным и колебался волнами. Начальник опустил в карман приготовленные, было, ключи, подошел и встал рядом с другом, опершись спиной на прохладный бок машины.
- В чем дело, Джон?
Сигарета перекочевала изо рта в пальцы; выплыл из ноздрей и понесся по улице белесый в подступающей темноте, сигаретный дым.
- Я отпустил ее.... Дал ей уйти. Я должен был.
Сиблинг продолжал смотреть прямо перед собой; оттенок горечи пропитал его слова, утяжелил их, превращая в капли ртути.
Дрейк знал, о ком шла речь.
Не так давно в Клэндон-сити произошел инцидент, взрыв, в котором пострадала некая Белинда Штайн - телохранитель одной из самых зажиточных горожанок столицы - Милли Хопкинс погибла на месте, Белинда получив смертельные ранения, осталась жива благодаря своевременному вмешательству Комиссии. И именно Джон Сиблинг стал ответственным за процесс выздоровления едва не почившей от осколочных ран девушки-воина.
Красивой, между прочим, девушки.
Вот только кто бы знал, что Джон позволит себе переступить через невидимую грань....
Нет, само по себе это не являлось запретным или опасным, но представители Комиссии всячески избегали подобных ситуаций, неизменно заканчивающихся разбитыми сердцами. Причем сердца мужчин в этом случае страдали редко, а вот женщин....
И, тем не менее, Джон стоял теперь у машины, не имея сил отпустить ситуацию. Значит, дело серьезное.
- Я не смог объяснить ей, Дрейк, что мы - другие. Что физический контакт невозможен.... Что мы, - он недобро усмехнулся, затянулся окурком и выпустил в вечерний воздух очередную порцию дыма, - ходячие куски энергетических полей с заряженным потенциалом. Как объяснить, что от одного прикосновения, ее нервная система бы впала в шок?
Он задумчиво посмотрел на стоящего рядом начальника и добавил.
- И это ладно еще я. А как такое Бернарде собираешься объяснять ты, Дрейк? Ты - чье тело, мощнейший излучатель, преобразовывающий пространство - как ты будешь говорить ей обо всем этом, когда придет время?
- Ты заглядываешь далеко вперед, Сиблинг. Возможно, объяснения не понадобятся вовсе.
Силуэт Джона покачал головой.
- Твой фон меняется.
- Возможно. Но она молода и не знает своих возможностей. Когда отрастут крылья, ей захочется летать, а не сидеть на чьем-то подоконнике.
Коллега долго молчал, не убежденный, больше озадаченный ответом. Окурок в его пальцах дотлел, отлетел в темноту и растворился где-то в траве. Небо окончательно потемнело; теперь только уличные фонари привычно исполняли свою работу, высвечивая на дороге широкие желтые пятна.
- Ты наступаешь на те же грабли, что и я, Дрейк.
Джон повернул светловолосую голову и встретился насмешливым взглядом серо-голубых глаз начальника.
- Езжай домой. Мне тоже пора.
Зашуршала куртка; звякнули ключи от машины, раздался короткий, оповещающий о том, что сигнализация отключена, звук.
Уже по пути домой, Дрейк размышлял над словами, брошенными Сиблингом. Руки сжимали руль, и ему - этому рулю, ничего не делалось от прикосновений могущественного водителя, в застывших глазах которого отражался свет фар проезжавших навстречу машин.
- Ты наступаешь на те же грабли, что и я, Дрейк....
Может быть. Может быть.
Наверное, это должно было заставить насторожиться, проанализировать ситуацию, принять меры по искоренению неполадок в очередной раз забарахлившего человеческого тела, но Дрейку отчего-то нравились всколыхнувшиеся эмоции. Небольшой клубок запутавшихся ниток, концы которых едва заметно щекочут изнутри.
....- наступаешь на те же грабли....
Джон был прав. Теоретически. Но практически.... Дрейк, вдруг ощутил, что слишком давно он не наступал ни на какие грабли и соскучился по переменам.
Один раз деревянной ручкой в лоб не помешает даже ему, большому начальнику.
Губы в зеркале дрогнули в улыбке.
- Да ваши яблоки, вы сами на них посмотрите - мелкие и гнилые, а такую цену просите!
Я отчитывала уличную продавщицу смачно, громко, размеренно. Будто монстр, до того дремавший внутри меня, из-за выданного Дрейком разрешения, открыл красные глаза и теперь с удовольствием скалил пасть, наслаждаясь вседозволенностью.
Злость, недовольство, даже страх - все это питало красноглазую тварь, как ничто другое; я же - ведьма на помеле (постанывая от стыда) - выдавала порцию за порцией грязных слов и оскорблений, стараясь как можно качественнее выполнить домашнее задание. Ведь отчитываться начальнику придется в подробностях и на большом экране кинозала. Филонить нельзя.
Продавщица в толстой куртке с повязанным на голове платком исходила волнами гнева и беспомощности, я почти физически ощущала эту смесь. Рядом уже столпился кружок из зрителей: женщины, мужчины, молодняк и несколько стариков. Смотрели кто удивлением, кто с праведным возмущением, кто с жадным любопытством, будто это был не просто спектакль "обычная девушка - обычный рынок", а настоящее реалити-шоу "Дом 2". Публика переминалась с ноги на ногу, ожидая новых рисковых кренов в сложившейся ситуации и огненных диалогов, которые потом можно будет пересказать родным и соседям. Какая-никакая, а потеха в обыденной серой жизни.
- А что цена! - Наконец, обиженно взорвалась тетка в платке. - Вы магазинную видели? А про гнилые, это вы..... вы вообще обалдели что ли? Все, все до единого хорошие! Да вы посмотрите! Зачем поклеп-то! Клиентов отгоняете....
Она яростно совала мне под нос нормальное, в общем-то, яблоко. И не такое уж дорогое. Мне стало даже жаль ее - с утра до вечера мерзнущую на ветру женщину (чью-то жену, мать), которой приходилось не только терпеть физические неудобства работы под открытым небом, но еще и втолковывать капризным экземплярам (наподобие меня), что товар непорченый, а вполне себе пригодный к продаже.