Глядя на мое сморщившееся, как куриная гузка, лицо, он напомнил:
- Я предупреждал, что теперь мы будем много работать.
Спустя еще час, я сидела в серебристом седане, уже почти растерявшая хорошее настроение от сосущего голода, напиханной в голову информации и ноющих мышц. Дрейк же, не в пример мне, был бодр, деловит и постоянно говорил с кем-то по телефону, отдавая указания.
За окном неслись улицы. С утра потеплело, и снег подтаял, превратившись в хлюпающие комья грязи под ногами, ругающихся на погоду, пешеходов. С шуршанием и тяжелыми брызгами расталкивали в стороны мутные потоки воды колеса многочисленных автомобилей. Голос Дрейка вплетался в мои мысли, звучал привычным фоном, настраивал на спокойствие и способствовал размышлениям.
Глаза следили за лежащими на рулевом колесе мужскими руками.
Однажды я коснусь их.... Проведу пальцем по коже, смогу ощутить ее тепло, почувствую, как его ладони сжимают мои. Нужно всего лишь найти путь, и я его найду. Всегда находила.
Будто распознав ход моих мыслей, Дрейк повернулся и одарил меня долгим внимательным взглядом. Губы его шевелились, произнося в трубку слова, предназначенные для кого-то другого, я же пропитывалась этим задумчивым выражением глаз - сделавшимися в тот момент из-за льющегося с неба света, голубыми. Красивое лицо.... Не по журнальным стандартам, но по моим внутренним - идеальное, мужественное, волевое.
Дрейк читал мои мысли. Я чувствовала это, а потому отвернулась к окну и сжала ладони коленями. Все. Спряталась. Ни о чем не думаю.
Он учил есть красиво.
Не по-крестянски быстро поглощать пищу, а есть неспешно, с изыском, выдержанно и с достоинством, как делал сам. Показывал, как правильно держать вилку, координировать ее с действиями ножа, использовать приборы, касаясь их легко и изящно лишь подушечками пальцев.
Дрейк умел учить необидно, перемежал лекции курьезными примерами из истории незнакомых людей, параллельно уточнял, объяснял. Как деликатно промокать рот салфеткой, как пить вино из бокала, не оставляя отпечатков губ, как удержать на выгнутой спинке вилки и картофелину и соус, примостив сверху кусочек мяса. Как все это не уронить, неся ко рту.
Наверное, если бы наставлять взялся кто-то другой, я бы заартачилась. Что там.... Встала бы на дыбы, как строптивая лошадь, обиделась, разразилась бы тирадой на тему "не нравлюсь такой, как есть, ну и не идите....", но с Дрейком было на удивление легко. Не приходилось преодолевать смущение, потому что его не было, не приходилось прятать под маской вежливости обиду, потому как последняя попросту не возникала.
Дрейк учил без задранного от высокомерия носа, без упреков, без агрессии. Он учил любя. С таким учителем хотелось быть лучше, увереннее, утонченнее, хотелось расти, хотелось как можно скорее сказать "смотри, у меня получилось" и улыбаться от похвалы.
Целый час возюканья по тарелки мяса, накалывания на вилку трескающихся пополам кусочков картошки, бульдозирования ими соуса в определенный край тарелки, нагромождения маленькой пирамидки из овощей на выгнутую вилку, беззвучной нарезки листьев салата - все это не стало адом. Это стало замечательным обедом со смеющимися напротив глазами, обволакивающими звуками джаза и разливающимся в груди теплом.
Не знаю, какое отражение в зеркальце видела царевна, приговаривая "Свет мой, зеркальце, скажи....", но то, что видела я, изумляло.
Вот уже несколько минут, мои широко распахнувшиеся глаза рассматривали женщину, отражающуюся в высоком зеркале гостиной, и эта женщина не была Диной. Дина избегала зеркал, не хотела, боялась натыкаться на собственную совесть в виде чересчур пухлых бедер, массивных плечей и круглого щекастого лица, но та - по другую сторону зазеркалья - не имела ничего из вышеперечисленного.
В эту минуту в гостиной на себя смотрела Бернарда.
Прорисовавшийся овал лица, большие серые глаза, неизвестно откуда взявшиеся скулы, далеко не массивные плечи и рука, поддерживающая, сползающие со сдувшегося живота джинсы.
Дрейк был прав - после того спортзала можно было есть все, что угодно.
Откуда-то из глубины поднималось неотвратимое, как цунами, бурное ликование.
Это я.... Это новая я. И это только начало, будет еще лучше!
В отражении незнакомки была еще одна странность - новый уверенный взгляд. Несмотря на бушующие внутри эмоции, несмотря на восторженную улыбку, взгляд оставался спокойным и ровным. Сильным.
С радостью сбросившая с себя бразды правления Динка теперь мысленно пританцовывала "Ух, ты... эта новая я - прямо как в фильме. Супер!" Прищурившая глаза Бернарда не обращала на нее ровным счетом никакого внимания, потому что единственной мыслью, достойной ее внимания в тот момент, была одна - пришла пора сменить гардероб.
* * *
Первое столкновение с этим субъектом произошло еще на парковке.
Подтаявший за день снег, заледенел к вечеру. Темнело. Каблуки ботинок нещадно скользили по неровной корке, джинсы стыло льнули к коленкам, недружелюбно подвывал усилившийся ветер. Я как раз пробиралась между одинаковыми серебристыми машинами, когда на стоянку въехал черный автомобиль и остановился прямо у входа в "Реактор". Быстро семеня подошвами, чтобы уменьшить риск падения, я выбралась на бордюр и поспешила к воротам.
Интересно, что такого срочного понадобилось Дрейку, что он вызвал меня в офис почти в шесть вечера? К тому времени я успела закончить медитацию (с котом на коленях; Миша, по-моему, любил медитировать куда больше меня) и собиралась пройтись по магазинам, посмотреть зимнюю обувь и кое-что из одежды.
Мобильник, лежащий на тумбочке, выдал звонок, но не обычный - специальный - сигнал экстренного сбора сотрудников в "реакторе", как когда-то в кафе объяснил начальник. И сигнал этот за всю спокойную жизнь в Нордейле, я слышала впервые.
Добираться решила не на "Нове" - скользко и долго; поэтому прыгнула поближе к зданию. В сам офис не решилась; Дрейк предупреждал, что кабинеты перемещаются в пространстве. Не хватало мне еще одной озоновой клетки.
Поравнявшись с черной машиной, из которой в тот момент вышел мужчина, я совершенно неожиданно поскользнулась, нелепо замахала руками в воздухе, развернулась вбок, и со всего размаху, чтобы хоть как-то удержать равновесие не удариться коленями о лед, брякнула ладонями о капот. Звук вышел внушительным - черный метал вздрогнул, но не прогнулся. Шумно выдохнув и выдав проклятье, я расплела морской узел из нижних конечностей, привела их в стабильное положение и поднялась, чтобы первым делом наткнуться на взгляд водителя, стоявшего рядом.
Лучше бы там оказался кто-нибудь другой - десять представителей Комиссии, ржущий над моей неуклюжестью хоровод из детей, вредная Татьяна с работы, в конце концов, но только не этот здоровенный мужик в кожаной куртке, глаза которого обещали скоропостижное линчевание.