— Феррис торговал в Квебеке, Онтарио, Маритаймсе. Не «Уолмарт», конечно, но все-таки.
— Ты разговаривал с секретаршей еще раз?
— Да. Как выяснилось, Пурвайенс действительно больше чем простой секретарь. По слухам, она вела отчеты, проводила инвентаризацию, оценивала товар в Израиле и Штатах. Пурвайенс жила в израильской коммуне, переехала в восьмидесятые. Она знает там все входы и выходы. К тому же говорит на английском, французском, арабском и иврите.
— Впечатляет.
— Отец у нее француз, мать — туниска. Короче, Пурвайенс долдонит одно и то же. Дела шли хорошо. Никаких врагов. В последние дни Феррис был очень угрюмый. Я дал ей еще день, чтобы до конца проверить склад, после опять поговорим.
— Ты нашел Кесслера?
Райан подошел к своему пиджаку и вынул из кармана листок бумаги. Вернувшись за стол, протянул его мне:
— Вот люди, допущенные к вскрытию.
Я прочитала имена.
Мордехай Феррис.
Теодор Московиц.
Мирон Ньюлендер.
Давид Розенбаум.
— Никакого Кесслера, — заметил Райан.
— Ты разговаривал с теми, кто мог его знать?
— С семьей разговаривать без толку. У них анинут.
— Анинут?
— Первый этап оплакивания.
— И как долго этот анинут будет продолжаться?
— До погребения.
У меня перед глазами появилась часть черепа, сохнущая в лаборатории.
— Может затянуться.
— Жена Ферриса сказала, что можно приходить, когда они закончат. Это продлится неделю. Думаю, я навещу их раньше.
— Для нее, наверное, это все сплошной кошмар.
— Между прочим, интересный факт. Жизнь Ферриса была застрахована на два миллиона долларов. С двойной выплатой в случае внезапной смерти.
— Все достанется Мириам?
Райан кивнул.
— Детей у них не было.
Я рассказала ему о разговоре с Джейком Драмом.
— Не могу представить, зачем он сюда едет.
— Думаешь, Джейк реально может помочь?
Хотела бы я это знать.
— По-моему, ты сомневаешься, — произнес Райан. — У него что, не все дома?
— Нет, он нормальный, просто немного отличается от других.
— Отличается?
— Джейк — прекрасный археолог. Работал в Кумране.
Райан усмехнулся:
— Свитки Мертвого моря.
— Он знает миллион языков!
— Хоть на каком-нибудь из них сейчас говорят?
Я запустила в Райана салфеткой.
Убрав со стола посуду, мы растянулись на диване. Берди развалился у камина.
Перешли на личные темы.
Дочка Райана сейчас в Галифаксе. Она встречается с каким-то гитаристом и собирается переехать в Ванкувер. Райан боится, что Лили чего-то недоговаривает.
Кэти. На последнем, двенадцатом, семестре Виргинского университета моя дочь выбрала лепку, фехтование и посещает класс «Женские тайны в современных фильмах». А ее независимое исследование состоит в опросе постоянных посетителей пабов.
Берди начал издавать уютные звуки: не то заурчал, не то захрапел. Чарли напевал одну и туже строчку из «Бессердечной Ханны».
Потрескивал камин. Окна замерзли. Постепенно все стихло.
Райан потянулся и выключил свет. В янтарном свете камина заплясали красивые тени. Мы лежали обнявшись. Моя голова удобно устроилась на груди Райана. От него пахло мылом и дровами, принесенными для камина. Он нежно гладил мои волосы. Мне стало приятно. Спокойно. И не было совершенно никакого дела ни до скелетов, ни до расколотых черепов. Я гладила тело Райана — крепкое и мускулистое. А за камином пусть следит Берди!..
Райан уехал рано утром. Бормотало радио. Я не привыкла слушать его в семь утра, и обрывки фраз сами по себе лезли в голову.
Провалявшись в постели до восьми, я выпила кофе и поехала в лабораторию. Ввиду моего намечающегося пятидневного отсутствия семья Ферриса, должно быть, заждется новостей.
Да и тела.
Снова все утро пришлось склеивать куски черепа. Как атомы собираются в молекулы, а молекулы — в клетки, осколки, превращались в правильную окружность.
Лицевые кости — отдельная история. Кошки виноваты или нет, но левая часть восстановлению не подлежала.
И все-таки модель составить удалось.
Почему же края отверстия в черепе скошены наружу, а не внутрь?
У меня появились кое-какие предположения, но недоставало некоторых фрагментов, необходимых для их подтверждения.
В два часа я написала Ламаншу о том, чего мне не хватает, и напомнила, что собираюсь на слет членов Американской академии судебных наук в Новом Орлеане, а в Монреаль вернусь поздно вечером в среду.
Следующие два часа я носилась как помешанная. Банк. Химчистка. Еда для кота, корм для попугая. Райан согласился присмотреть за Верди и Чарли, только вот у моего приятеля своеобразные представления по поводу заботы о домашних животных. Я предпочла заранее снабдить его всем необходимым.
Я парковала машину на подземной стоянке, когда позвонил Джейк. Он уже ждал в вестибюле. Поспешив наверх, я открыла ему, и мы прошли ко мне в квартиру.
Тут мне почему-то вспомнилась первая встреча с Джейком Драмом. Я была новичком в университете и знала всего несколько человек с других факультетов, причем ни одного — с религиоведческого. Джейк появился в моей лаборатории поздно вечером. В это время в кампусе участились нападения на студенток, и я занервничала, как мышь при виде голодного питона. Страхи оказались необоснованными: Джейка всего лишь интересовали способы хранения костей.
— Чай? — предложила я.
— Отлично.
Драм выбирал кружку с таким видом, будто совершал преступление. У него длинный тонкий нос, густые прямые брови и черные как ночь глаза. Рост — шесть футов шесть дюймов, вес — сто семьдесят фунтов. Бритая голова.
Он совсем не изменился.
Пока закипал чайник, мы немного поболтали.
Джейк остановился в маленькой гостинице на востоке от университетского городка. Для завтрашней поездки в Торонто он взял напрокат машину. В понедельник улетает в Иерусалим проводить раскопки синагоги первого столетия.
Как обычно, он предложил ехать с ним. Как обычно, я выразила сожаление и отказалась.
Чай был готов, и Джейк устроился за обеденным столом. Я достала загадочное фото и положила перед ним.
Драм уставился на снимок. Через некоторое время надел очки. Чем больше он изучал фотографию, тем осознаннее и продуманнее становились его движения.