— Что же теперь? — прошептал Малыш. — Обратно? Как ты думаешь, Слава?
— Погоди, — ответил доктор. — Девкали, спроси у него: он уверен, что наши были в пещере?
— Да, — ответил механик. — Они взорвали завал. Но внутрь не заходили.
— Подсадите-ка меня. Выше, еще выше. Ага, вот и щель.
Павлыш уцепился пальцами за край каменного люка и, наклонив голову, так чтобы рот оказался выше уровня пола, крикнул:
— Эй, кто живой! На помощь! Пещера молчала.
Павлыш сказал вниз, в дышащую тесную темноту:
— Дайте мне автомат.
Он просунул в щель автомат и дал очередь. Пули гулко и звонко застучали, разбивая сталактиты.
Люди под плитой затаили дыхание. Звякнуло у входа в пещеру, и тяжелые шаги — один, другой, третий — забухали по камням. Кто-то тяжелый и осторожный шел к плите. Луч света скользнул по полу и задел приподнявшийся камень. Павлыш зажмурился. Шаги остановились рядом. Два металлических пальца захватили край плиты и медленно оторвали ее от земли.
Камень гулко упал на пол. Луч фары обшарил узкое, забитое людьми пространство, и двупалая рука опустилась вниз, чтобы помочь им выбраться наружу.
— Не бойся. — Христо, к которому вдруг вернулось обычное хорошее расположение духа, похлопал по плечу сжавшегося в комок механика. — Рабочий робот. Его, видно, оставили здесь.
Христо был прав. Робота, который освобождал от завала вход в пещеру, Баков не стал брать обратно на корабль. Он его оставил здесь на всякий случай. Баков был, как всегда, предусмотрителен.
В холмы уже пришла ночь, мрачная, дождливая ночь, и ветер скатывался вниз по ложбине, к Горному саду.
Христо поднял воротник комбинезона, чтобы меньше капель попадало на него, и прикрыл руками голову. Малыша нес робот. Механик шел рядом с Девкали и повторял:
— Я больше года не видел моей земли. Больше года. Здесь идет дождь.
Механик спотыкался, и Девкали пришлось взять его за руку, чтобы тот не упал.
Внизу, на поляне, в Горном саду, стоял вездеход. Его некому и некогда было вернуть к кораблю.
— Придется тебе, старик, остаться здесь, — сказал Павлыш роботу. — Боливар шестерых не свезет.
Робот ничего не ответил. Он не читал книг. Он остался стоять среди делянок, и задние огни уходящего вездехода отразились в мокром металлическом теле.
— Едут, — сказал Загребин. — Полномочная делегация. И Снежка.
— А остальные? — спросил корона Аро. Он отлично знал, что остальные остались в пещере, и задал этот вопрос специально, чтобы напомнить капитану, что до счастливого конца далеко. — Я пойду к себе, — сказал корона Аро. — Не стоит им показываться. Напугать их мной особенно не напугаешь. А если даже и напугаешь, будет еще хуже. С вами они будут говорить как равные. Главное — никаких конфликтов. Что мы знаем об этой планете? Ничего. Ровным счетом ничего. Это их мир. Впрочем, за корабль отвечаете вы, и я не вмешиваюсь. Только, пожалуйста, помните…
— Помню, — сказал капитан несколько резче, чем ему хотелось бы. Он волновался за своих никак не меньше короны и, соглашаясь с представителем Галактического центра, оставался при особом мнении. Капитан совсем не намеревался по доброй воле отдавать планету обратно генералам. Он знал, что сделает все, чтобы этого не случилось.
В дверях Аро задержался. Он пропустил шахтера Ренци. За шахтером шел потускневший за последние часы патриций с большим листом бумаги в руке. Корона Аро остался стоять у двери. Ему было интересно, о чем пойдет разговор.
— Капитан, — начал шахтер, — мы пришли просить оружие.
— Погоди, — дернул шахтера за рукав патриций. — Разрешите, я. Мы, как представители правительства планеты Муна, решившие раз и навсегда запретить войны, просим у вас оружия. «Почему?» — спросите вы, и вопрос будет закономерен. Закономерен будет и наш ответ. Мы просим оружие, чтобы не было войны, — у нас здесь дети. Я зачитаю обращение нашего Совета к кораблю пришельцев «Сегеже» и представителям Галактического центра.
— Ладно, — сказал шахтер Ренци. — Он у нас законник. Он вам бумагу оставит. Мы узнали тут, что к нам летит их делегация.
— Да, — сказал капитан. — Небольшая делегация. Пять человек или семь. Они будут вести с нами переговоры о возвращении наших пленных.
— Если бы об этом только, — сказал Ренци, — то тогда отпустили бы, и все. Или вообще бы в плен не брали. Значит, не о пленных будет разговор. О вас самих и о нас. Им из пещеры выбраться нужно. И желательно господами. Мы им не верим.
— Мы им абсолютно не доверяем, — сказал патриций. — Об этом я написал в обращении.
— Я не могу дать оружия, — сказал капитан. — По двум причинам. Во-первых, я не вижу опасности для корабля и купола. Во-вторых, оружия на корабле просто нет. Мы не военный корабль. Мы не имеем оружия.
— Значит, не хотите? — убежденно сказал Ренци. — А сколько вас здесь осталось? Кто в плену, кто на вахте, и оружия нет. Да вы понимаете, что они будут разговаривать с вами только до тех пор, пока будут думать, что вы сильнее? Пошли, патриций.
Ренци повернулся и вышел из комнаты. Патриций последовал за ним, но вернулся и положил на стол петицию.
— Ну вот, — сказал Кудараускас, который до этого молча сидел у экрана, на связи с катером Бакова, — сначала Совет принимает постановление об отмене всех войн, а потом требует оружия для войны.
— Они правы, — сказал капитан. — И они лучше нас знают, с кем мы имеем дело.
— Капитан, — сказал от двери корона Аро, — вы дали увлечь себя горячности. Нельзя решать космические проблемы со своей, человеческой точки зрения. Вы чувствуете симпатию именно к той группе людей, в спасении которых вы принимали участие. Люди, находящиеся в подземелье, не меньше спасенных вами заслуживают жизни. Основное требование галактических экспедиций — не вмешиваться, никогда не вмешиваться во внутренние дела других миров. Любое вмешательство чревато нарушением естественного хода развития цивилизации. Вы это знаете, и я это знаю, и Кудараускас это знает, но когда мы доходим до дела, оказывается, что личные симпатии и склонности перевешивают. А если бы жители Муны не были так похожи на людей? Если бы они были отвратительны вам, как мы, например, стали бы вы так же волноваться об их судьбе?
— Да, — сказал убежденно капитан, — вы знаете, что стал бы. Кстати, вы мне не отвратительны.
— Я тоже погорячился. Извините, капитан, — сказал Аро и покинул мостик.
— Они на подлете, — сказал Кудараускас.