Себ перестал дышать. Он мог только смотреть на нее, на ее губки — сочные, розовые, все еще растянутые в улыбке.

Ему захотелось ее поцеловать. Ему хотелось ее целовать даже больше, чем дышать. Наверное, это вряд ли можно было признать разумным желанием, потому что если бы он рассуждал разумно, то отступил бы… Выбежал из этой комнаты… и направился принимать очень холодную ванну.

Вместо этого он шагнул к ней. Положил руку поверх ее рук, бережно придерживая их там, где они лежали.

Ее губы приоткрылись, и он ощутил ее нежный выдох. Он не знал точно, был ли это именно выдох или тишайшее «ах»… и ему это было уже все равно. Он хотел, чтобы ее дыхание слилось с его дыханием.

Себ наклонился вперед. Медленно. Он не мог торопить этот момент, не мог потратить впустую ни единой секунды. Он хотел все запомнить. Хотел, чтобы каждый миг навсегда был запечатлен в его памяти. Он хотел знать, что чувствуешь, когда находишься всего в двух дюймах, а потом в одном, а потом…

Он сомкнул свои губы с ее губами. Сначала одно крохотное летучее прикосновение… и отпрянул. Он хотел смотреть на нее, точно знать, как она выглядит после поцелуя. И как она выглядит, ожидая следующего.

Он сплел пальцы с ее пальцами и медленно оттянул ее руку от лица.

— Посмотри на меня, — прошептал он.

Но она потрясла головой, не открывая глаз.

И тогда он больше не смог ждать: обнял ее, притянул к себе, прижался губами к ее губам. Но происшедшее между ними оказалось чем-то большим, чем просто поцелуй. Его ладони скользнули вниз по ее спине на крутую попку и сжались. Он не сознавал, пытается ли теснее привлечь ее к себе или просто наслаждается пышностью ее плоти.

В его руках она была богиней, нежной и сочной, и ему хотелось поглощать ее… ощущать каждый ее дюйм. Он хотел касаться ее форм, гладить их и мять… Господи, он почти забыл, что целует ее… Ах, это ее прекрасное тело! В его объятиях заключалось какое-то волшебство, и когда он оторвался от ее рта, чтобы передохнуть, то уже не мог сдерживаться. Со стоном он перешел поцелуями к ее подбородку, потом шейке. Ему хотелось не ограничиваться ее губками, а покрыть поцелуями ее всю… целовать ее повсюду.

— Аннабел, — простонал он, а пальцы его торопливо расстегивали пуговички сзади на платье. Он умел делать это ловко, прекрасно знал, как раздевать женщину. Обычно он делал это медленно, наслаждаясь каждым моментом, каждым дюймом обнажаемого тела, но с ней… он не мог ждать. Как безумный, он протискивал пуговицы в петельки, пока не расстегнул их достаточно, чтобы спустить платье с ее плеч.

Ее сорочка была очень простой: никакого шелка, никаких кружев, только тонкий белый ситец. Но он обезумел от этого. Она не нуждалась в приукрашиваниях. Она сама была совершенной.

Дрожащими пальцами он перешел к завязкам на ее плечах и потянул их, едва дыша, когда тонкие полоски материи спали прочь. Себ прошептал ее имя… Потом повторил его снова и снова. И услышал ее стон, нежный, еле слышный стон, который стал еще более низким и хрипловатым, когда его рука скользнула по ее плечу к пышному изгибу ее груди. На ней был легкий корсет, но он все же слегка приподнимал ее груди, делая их невероятно высокими и округлыми.

Он едва не потерял самообладание тут же и сейчас. Наверное, все-таки следовало остановиться. Прекратить это безумие. Она была приличная молодая леди, а он обращался с ней как с…

Он прижался к ней прощальным поцелуем, вдохнул ее жаркий аромат, с трудом оторвался от нее.

— Мне очень жаль, — задыхаясь, прошептал он. Но ему вовсе не было жаль. Конечно, ему, как порядочному человеку, следовало принести извинения, но он и думать не хотел, что когда-нибудь пожалеет о том, что касался ее так интимно.

Себ начал отворачиваться, так как понимал, что не сможет смотреть на нее и не прикасаться к ней снова. Но прежде чем сделал это, заметил, что глаза ее по-прежнему закрыты.

Сердце его ухнуло куда-то вниз, и он бросился к ней.

— Аннабел! — окликнул он ее, касаясь девичьего плеча, потом щеки. — Почему твои глаза закрыты?

— Я боюсь.

— Чего?

Она судорожно глотнула.

— Себя. — И открыла глаза. — Того, чего я хочу. И того, что мне предстоит сделать.

— Разве ты не хочешь, чтобы я… — Господи, разве она не хотела его? Он пытался соображать. Разве не отвечала она на его поцелуи? Он никак не мог вспомнить. Он был так переполнен ею, своими переживаниями, своей потребностью в ней, что не мог вспомнить, что делала она.

— Нет, — мягко ответила она. — Я хотела тебя. В этом-то вся загвоздка. — Она снова закрыла глаза, но лишь на мгновение. У нее был такой вид, словно она пытается возродить в душе нечто добродетельное. А потом она снова их открыла. — Ты можешь мне помочь?

Он открыл рот, чтобы сказать «да», убедить, что он ей непременно поможет. Что сделает все, что в его силах, чтобы защитить ее от своего дяди, спасти ее семью и сохранить пребывание ее братьев в школе. Но вдруг заметил, что Аннабел указывает на свои бретельки, и понял: она просит его помощи, чтобы одеться. Все гораздо проще.

И он ей помог. Завязал все тесемки, застегнул пуговицы и не сказал ни слова, когда она уселась у окна, а он — на стул у двери.

Они ждали. Никто не понимал, чего именно. Наконец спустя, казалось, несколько часов Аннабел встала и объявила:

— Она вернулась.

Себастьян поднялся на ноги, наблюдая за Аннабел, которая смотрела в окно на Оливию, выходившую из экипажа. Она обернулась, и у него само собой вылетело:

— Вы выйдете за меня замуж?

Глава 18

Аннабел чуть не упала.

— Что?

— Это не совсем тот ответ, которого я ждал, — пробормотал Себастьян.

А она, казалось, не могла осознать то, что услышала.

— Вы хотите на мне жениться?

Он склонил голову набок.

— По-моему, я именно об этом вас сейчас спросил. И жду вашего решения.

— Вы не обязаны делать это, — успокоила его Аннабел, потому что… она была скорее всего идиоткой, и именно так отвечают идиотки, когда мужчина просит их выйти за него замуж. Они отвечают им, что совершать такой подвиг необязательно.

— Вы ответили «нет»?

— Нет!

Он улыбнулся:

— Значит, вы сказали «да».

— Нет! — Господи Боже, у нее кружится голова и все плывет вокруг!

Он сделал шаг к ней.

— Вы как-то неясно выражаетесь, Аннабел.

— Вы намеренно застигли меня врасплох, — возмутилась она.

— Я и сам застиг себя врасплох, поверьте, — тихо произнес он.

Она ухватилась за спинку стула, на котором раньше сидела. Это был донельзя неудобный предмет мебели, но он стоял около окна, так что Аннабел могла без помех наблюдать за появлением леди Оливии. О Боже, ну почему она — думает о каком-то дурацком стуле?! Ведь Себастьян Грей только что предложил ей выйти за него замуж!