Яркий румянец исчез с лица Евгении, но легкая краска еще оставалась на нем, когда она тихо ответила ему:
— Ты ошибаешься, я не могу пожаловаться на Артура. Он с самого начала держался на некотором расстоянии от меня, за что мне остается только благодарить его.
Глаза барона Виндега сверкнули.
— Да я и не посоветовал бы ему и его отцу забываться; они не очень-то заслуживают той чести, которой ты удостоила их дом, где ее до тех пор было мало. Но я утешу тебя, Евгения! Ты недолго будешь носить имя, запятнанное подлостью! Ведь подлость не становится меньше оттого, что закон не может покарать за нее. Я позаботился о том, чтобы положить этому конец.
Молодая женщина с удивлением взглянула на отца.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я принял необходимые меры, чтобы сделать твоего, — барон сделал очевидное усилие, чтобы произнести следующее слово, — супруга дворянином. Я выхлопочу дворянство только ему, но ни в каком случае не его отцу, потому что не хочу, чтобы он хотя бы только формально принадлежал к нашему кругу. При даровании дворянства допускается, правда, в очень редких случаях, перемена фамилии, — я постараюсь добиться и этого. Вы сами можете тогда выбрать себе фамилию, назваться по имени одного из наших поместий, которое найдете наиболее подходящим для нового дворянского рода. Желание ваше будет исполнено.
— Для нового дворянского рода? — повторила Евгения тихо. — Ты заблуждаешься, папа, если желаешь этого только ради меня. Впрочем, ты, пожалуй, прав: это самое лучшее, что можно сделать в данном случае! Для меня всегда была ужасна мысль воспользоваться великодушием Артура и отнять у него все, что он купил такой дорогой ценой! Таким образом, мы можем ему кое-что предложить со своей стороны! Дворянская грамота щедро вознаградит его за то, от чего он сам отказывается.
В ее словах чувствовались печаль и какая-то сдерживаемая боль; Виндег ничего не понял. Слова дочери были для него загадкой, и он намеревался потребовать от нее объяснений, но в эту минуту лакей доложил, что господин Берков желает засвидетельствовать барону свое почтение.
Артур вошел в комнату и, подойдя к тестю, сказал несколько обычных любезных фраз по поводу его неожиданного визита. Молодой человек был, как всегда, вял и апатичен. Судя по всему, явившись сюда, он только исполнил долг вежливости, обязывавший его поздороваться с тестем, который со своей стороны, вынужден был принять это приветствие. Так как здесь не было посторонних, они обменялись только холодным поклоном, не пожав даже руки друг другу; потом барон опять сел рядом с дочерью, а Артур стал около одного из кресел с очевидным намерением сократить насколько возможно свой вынужденный визит в гостиную жены.
Виндег не был бы вполне светским человеком, если бы не нашел подходящей темы для разговора. Обычные вопросы о здоровье членов семьи сменялись разными столичными новостями; было упомянуто и о смерти графа Рабенау, послужившей поводом к неожиданному приезду барона. Артур из приличия выразил сожаление об этой утрате; он, разумеется, и не подозревал, какие перемены в семейных обстоятельствах его новых родственников повлекла за собой смерть графа. Наконец барон перешел к другой теме.
— Впрочем, я привез из резиденции новость, которая очень интересна для вас, господин Берков, — сказал он учтиво. — Я думаю, что вам небезызвестно желание вашего отца возвести вас в дворянское достоинство, и могу вас уверить, что это желание скоро исполнится. Только относительно одного пункта я встретил препятствия. Дело в том, что существуют известные предубеждения против самого господина Беркова, которые едва ли преодолимы, тем не менее охотно готовы оказать честь одному из наших первых промышленников тем, что дадут его сыну дворянство. Надеюсь, очень скоро поздравить вас с этим.
Артур выслушал это очень равнодушно. Он поднял глаза, и Евгения с непонятным для нее самой интересом попыталась заглянуть в них, но в эту минуту в его глазах нельзя было прочесть ничего.
— Позвольте вас спросить, барон, что побудило вас к этому: желание моего отца или интересы вашей дочери?
Виндег слегка смутился. Он рассчитывал на благодарность и вдруг услышал такой странный вопрос.
— В данном случае это наше обоюдное желание, — ответил он нехотя. — Впрочем, я и тогда не скрывал от господина Беркова своих опасений насчет того, насколько вероятно выхлопотать ему самому дворянское звание, и он уверил меня, что готов в случае необходимости отказаться в пользу своего единственного сына и наследника, так как главным образом заботится о том, чтобы устроить его будущность.
— Очень жаль, что отец не сообщил мне о том, что уже приступил к осуществлению этого желания, которое мне было известно только как проект, — холодно сказал Артур. — Еще более сожалею, барон, что вы напрасно хлопотали об этом, так как я должен отказаться от такой чести.
Барон выпрямился и с удивлением посмотрел на зятя.
— Извините, господин Берков! Я, кажется, не понял вас. Мне послышалось, что вы отказываетесь.
— Да, барон, я откажусь от дворянского звания, если мне его предложат!
Виндег совершенно растерялся, что, вероятно, случалось с ним не часто.
— Позвольте по крайней мере узнать причину такого странного отказа. Мне это очень интересно.
Артур взглянул на жену. Он заметил, что она вздрогнула и сильно покраснела при его словах. Глаза их встретились на несколько секунд, но, очевидно, во взгляде Евгении не было ничего, что заставило бы молодого человека уступить, потому что он сказал решительно:
— В моем отказе нет ничего странного, по крайней мере его меньше, чем в вашем предложении. Если бы дворянское звание дали моему отцу за его несомненные заслуги в развитии промышленности, то я как его наследник принял бы его. Дворянская грамота явилась бы в таком случае знаком отличия, и даже очень почетным. Отметить таким образом моего отца нашли неудобным. Я, конечно, не могу судить о «предубеждениях», которые имеются против него, но, со своей стороны, не имею ни малейшего права на такое отличие и потому считаю лучшим не давать повода для толков в резиденции: дескать, я получил дворянскую грамоту благодаря родству с семейством Виндег.
Он произнес последние слова бесстрастным тоном, но Евгения все-таки сердито сжала губы: она знала, что это было сказано исключительно для нее. Неужели он хотел совершенно освободиться от всего, что давало ей право его презирать? А ей теперь больше чем когда-либо хотелось удержать за собой это право.
— Я, кажется, действительно ошибся насчет причин, по которым вы желали породниться с нами, — медленно произнес барон, — но должен признаться, что менее всего ожидал встретить такой взгляд на вещи от вас, очевидно, вы приобрели его недавно, ведь до свадьбы вы, кажется, придерживались другого мнения.
— До свадьбы! — сказал Артур с невыразимо горькой улыбкой. — Тогда я еще не знал, барон, какого мнения были в вашем кругу обо мне и о моих отношениях к этому кругу. Потом мне это объяснили самым беспощадным образом, и потому вам нечего удивляться, что я отказываюсь. Короче говоря, я не хочу входить в то общество, где меня презирают.