Алекс расхохотался:
– Дорогая, если бы я сказал вам, в каких случаях мне хочется кричать, вы бы тотчас же выбежали из этой комнаты и немедленно отправились в колонии.
Эмма вспыхнула. Даже будучи весьма неопытной, она поняла, на что намекает герцог.
– Пожалуйста, не выворачивайте мои слова наизнанку? – Она скрестила руки на груди и отвернулась.
– Ну зачем вы так? – примирительно сказал герцог. – Неужели вам действительно неприятно со мной разговаривать?
– Я бы этого не сказала.
– Тогда что же? Вам неприятно мое общество?
– Нет…
– Тогда в чем же дело?
– По правде говоря, не знаю. – Эмма медленно повернулась.
– Ну, тогда все в порядке. У нас нет никаких сложностей.
– В этом-то и состоит главная сложность! – в отчаянии воскликнула Эмма. – Сложности есть, и я их отлично вижу.
– Но ведь вы только что сказали нечто противоположное!
– Ничего я не говорила. – Эмма поднялась с софы и присела на стул.
– Так в чем же состоит наша проблема?
Эмма скрестила руки на груди.
– По-моему, вы взяли слишком властный тон.
– О, в самом деле?
– Именно так.
– Но женщины часто нуждаются в том, чтобы с ними обращались властно. Вспомните, что с вами произошло, когда вы оказались предоставлены самой себе: я нашел вас на улице в бесчувственном состоянии!
Тут уж Эмма не выдержала:
– Не могу поверить, что вы меня этим попрекаете! – Она принялась мерить шагами гостиную. – Я оказалась в таком положении лишь потому, что спасла жизнь вашего племянника! Или вы предпочли бы, чтобы я позволила ему быть раздавленным?
– Простите. – Алекса и самого удивила собственная бестактность. – Я сказал глупость.
– Еще кое-что: я не нуждаюсь в том, чтобы мной руководили. – Эмма с трудом подавила ярость. – И я вполне способна позаботиться о себе. А вот вы определенно нуждаетесь в хорошем пинке, который даст вам понять, что вы не Господь Бог!
– Эмма!
– Я больше не хочу с вами разговаривать. Вероятно, у вас возникло желание посмеяться и сделать еще один неприличный намек, а мне не нужны никакие осложнения.
– Послушайте…
– Почему я должна вас слушать?
Сперва Алекс молчал, видимо, не зная, что сказать, а потом с трудом произнес:
– Честное слово, не припомню, чтобы прежде мне приходилось вступать с женщиной в подобный диалог.
Эмма нахмурилась:
– Вы снова хотите меня оскорбить?
– Вовсе нет. По-моему, я только что сделал вам комплимент.
Эмма бросила на герцога недоверчивый взгляд, и на лице ее отразилось смущение. Шли секунды, и хотя Алекс пытался что-то сказать, но тотчас же замолкал, будто усомнившись в правильности посетившей его мысли.
– Знаете, что я думаю? – наконец медленно произнес он. – Поскольку мы все время спорим, это означает, что мы скоро станем друзьями.
– Неужели?
– Не сомневаюсь в этом. Конечно, это необычная мысль; и вообще дружба с женщиной…
– Не преувеличивайте.
– Я не преувеличиваю, я так думаю. Мы с вами постоянно спорим, но я наслаждаюсь этой перепалкой, как не наслаждался ничем в своей прежней жизни.
Эмма пристально посмотрела на него, не зная, что ответить на это откровение.
– Думаю, вы мне нравитесь, мисс Эмма Данстер, – решительно продолжил Алекс. – Не стану уверять, что я вас не хочу, – это слишком очевидно, но… Но вы и в самом деле мне нравитесь, а я нравлюсь вам.
Тут Эмма, не выдержав, рассмеялась. Дерзость герцога забавляла ее и одновременно вызывала восхищение.
– Что ж, возможно, вы правы.
– Значит, друзья?
– Пожалуй.
Эмма не вполне понимала, как случилось, что они заключили перемирие, но решила воздержаться от вопросов. Алекс не ошибся: он действительно нравился ей, несмотря на то, что слишком любил командовать. Его общество было ей приятно, а то, что они постоянно ссорились…
В этот момент на лестнице послышались шаги. Затем у Белл случился непреодолимый приступ кашля, а Софи, подходя к гостиной двери, громко закричала:
– Боже, что это с тобой, дорогая?!
Эмма прикрыла рот рукой, так как не могла удержать смеха.
Алекс выразительно пожал плечами:
– Кажется, я догадываюсь, что произошло: сестра наконец вспомнила главное – у нее нет клавесина.
В течение нескольких следующих недель жизнь Эммы шла вполне обыденно, хотя и не была лишена приятных сюрпризов и всевозможных развлечений.
Теперь она стала одной из самых приглашаемых представительниц лондонского общества. Правда, особо консервативные матроны осуждали ее, полагая, что Эмма слишком дерзка, но большинство дам считали вполне допустимым говорить с женщиной, способной рассуждать не только о лентах и нижних юбках. В результате кузины вместе посещали один вечер за другим и безмерно наслаждались своим успехом.
Эмма считала это время восхитительной паузой перед возвращением к отцу в Бостон, где она в качестве единственной его наследницы должна была в конце концов бросить вызов обществу и взять его дело в свои руки.
Что до герцога Эшборна, после многих лет добровольного изгнания занявшего принадлежавшее ему по праву место в обществе, ни у кого не возникало сомнений окончательной причины его внезапного возвращения к светской жизни.
– Он просто преследует тебя, дорогая, – ворчала Кэролайн.
– Возможно, однако мне до сих пор неясно, нравлюсь я ему или же он воспринимает меня как привычный объект охоты.
Конечно, это заявление было правдой только наполовину. В последние несколько недель Эмма видела Алекса почти каждый день, и их дружба за это время окрепла. Эмма убедилась, что Алекс и в самом деле ценит ее как личность, а не только как престижный приз. И все же эта дружба была чревата определенного рода напряжением, а приручение неподатливой «дикарки» доставляло Алексу особое удовольствие.
В своих действиях герцог был стремителен, как лев, и часто заставал Эмму врасплох. Однажды она отправилась на музыкальный вечер, который Алекс не собирался почтить своим присутствием. Она праздно стояла у открытого окна, когда чья-то теплая рука завладела ее рукой. Эмма рванулась в сторону, но хватка оказалась слишком крепка, а затем она услышала знакомый шепот:
– Прошу вас, не устраивайте сцен.