Когда они прибыли в Уэстонберт, Эмма пребывала в полной растерянности и, едва они вошли в холл, бросилась вверх по длинной извилистой лестнице со скоростью, на которую прежде не считала себя способной.
Алекс молча смотрел, как видение в синей муслиновой амазонке стремглав мчится от него. Потом он со вздохом провел рукой по волосам, повернулся и пошел прочь, думая, что следует попросить слугу приготовить для него холодную ванну.
Эмма влетела в свою комнату и бросилась на кровать в полном изнеможении. При этом она больно ударилась о бедро кузины, мирно свернувшейся калачиком с томом Шекспира в руке.
– Ад и дьяволы! Ты не могла бы читать в другой комнате? – сквозь зубы прошипела Эмма.
Белл окинула ее внимательным взглядом:
– Ты знаешь, здесь освещение лучше…
– Ради всего святого, Белл, постарайся проявить больше смекалки, когда придумываешь объяснения. Твоя комната рядом с моей, и наши окна выходят на ту же сторону.
– Может, ты поверишь, если я скажу, что твоя постель удобнее моей?
Эмма готова была взорваться.
– Ладно-ладно. – Белл поспешила загладить неловкость и стремительно скатилась с постели. – Просто я первой хотела услышать подробности твоей прогулки с Эшборном.
– Все прошло прекрасно. Ты удовлетворена?
– Вовсе нет, – возразила Белл пылко. – Полагаю, что ты должна мне все рассказать.
Что-то в напряженном тоне Белл задело Эмму за живое, и она почувствовала, как по щеке ее сползает горячая слеза.
– Не уверена, что сейчас мне хочется рассказывать.
Белл достаточно было одного взгляда на лицо кузины, чтобы все понять. Она тотчас же уронила книгу и со свойственным ей присутствием духа захлопнула дверь спальни.
– Боже, Эмма, что случилось? Неужели…
– Неужели что?
– Скажи, он соблазнил тебя?
Эмма поморщилась.
– Кажется, я говорила тебе, что терпеть не могу это слово.
– Так он сделал это или нет?
– Нет, не сделал. За кого ты меня принимаешь?
– Прости, но… Я слышала, что мужчины бывают очень настойчивы, когда понимают, что женщина в них влюблена.
– Ну, положим, я не влюблена, – поспешно возразила Эмма.
– Неужели?
Эмма ничего не ответила, и Белл продолжила допрос:
– Во всяком случае, я вижу, что ты об этом думаешь и это только начало. Я, конечно, не должна тебе говорить, как счастливы будем мы все, если вы наконец поженитесь.
– Да уж, я и так догадывалась о ваших чувствах.
– Дорогая, едва ли стоит нас за это осуждать: мы все очень хотим, чтобы ты осталась в Англии, а я в особенности. – Лицо Белл стало серьезным. – Плохо, когда океан отделяет тебя от твоего лучшего друга.
Эмма разразилась слезами, и Белл поспешно принялась ее утешать. Теперь уже она не сомневалась, что произошло нечто серьезное.
– Мне так жаль. – Она вздохнула. – Я вовсе не хотела тебя огорчать. В любом случае окончательное решение остается за тобой.
Эмма ничего не ответила; она старалась дышать глубоко, а слезы продолжали литься из ее глаз и стекать на подушку.
– Тебе станет легче, если ты расскажешь об этом, – заметила Белл. – Почему бы тебе не подойти к туалетному столику и не позволить мне причесать тебя?
Поднявшись, Эмма медленно прошла через комнату, на ходу вытирая нос тыльной стороной руки. Опустившись на плюшевый пуфик, она печально оглядела свое отражение в зеркале. Ну и вид! Глаза ее опухли и покраснели, а волосы торчали во все стороны…
Глубоко вздохнув, Эмма постаралась восстановить равновесие, с восхищением думая о светских женщинах, умеющих плакать изящно. Ничего похожего на душераздирающие рыдания: одна-две слезинки, легкое всхлипывание – и все. Повернувшись к Белл, она не удержалась и снова громко всхлипнула.
– Знаешь, я словно побывала в шкуре кого-то другого.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, прежде у меня была репутация особенной женщины…
Белл внимательно слушала.
– Я никогда не хихикала, – продолжала Эмма со все большей горячностью. – Избегала глупой болтовни. У меня острый ум, и это всем известно.
Продолжая сочувственно кивать, Белл принялась осторожно водить гребнем по волосам Эммы.
– Я обладала уверенностью в себе.
– А теперь ты утратила ее?
Эмма со вздохом пожала плечами:
– Не знаю. Я привыкла действовать решительно, а теперь мне совсем не ясно, что делать.
– И ты полагаешь, что все это связано с Эшборном?
– Еще как связано. Он всю мою жизнь перевернул вверх дном.
– Но ты в него не влюблена, – спокойно констатировала Белл.
Эмма сжала губы.
– В этом-то и проблема.
Белл решила прибегнуть к иной тактике:
– А как ты себя чувствуешь, когда бываешь с ним?
– О, это чистое безумие! То мы шутим и смеемся, как старые друзья, а уже в следующую минуту я теряю дар речи, в горле у меня образуется комок величиной с яйцо, и я чувствую себя такой неуклюжей, будто мне снова двенадцать лет.
– При этом ты не знаешь, что сказать, не так ли? – высказала догадку Белл.
– Нет, не так: у меня такое чувство, будто я разучилась говорить.
– Ну и ну! – Белл продолжала расчесывать спутанные волосы кузины. – Это звучит весьма загадочно.
– Знаешь, я еще никогда не испытывала подобных чувств к мужчине. – Эмма на мгновение задумалась.
– Жду не дождусь возможности перечитать «Ромео и Джульетту», когда доберусь до этой пьесы. – Белл выразительно вздохнула.
Эмма скорчила гримасу:
– Пожалуйста, не забывай, что кончили они довольно плачевно. Не хотела бы, чтобы ты сравнивала нас с кем-то из них.
– Прошу прощения. – Белл принялась причесывать волосы Эммы на затылке. – Почему бы тебе не рассказать мне о сегодняшнем дне? Наверняка случилось что-то, что вызвало твое нынешнее состояние.
Щеки Эммы обдало жаром.
– Право же, ничего: мы просто проехались по полям. Здешняя природа прекрасна, и…
Белл изо всей силы всадила гребень в волосы Эммы, потом рванула его в сторону.
– Ты что, с ума сошла? – взвизгнула Эмма. – Так я совсем облысею к тому времени, когда ты закончишь…
– Ты собиралась что-то рассказать мне о сегодняшнем дне… – напомнила Белл сладким голосом.