Остальное место на плакате было посвящено тексту. Но кроме пункта первого — "Освободите от завалов вентиляционные шахты бомбоубежищ", я читать ничего не стал, так как это было не лучше трактата о стафилококках.
Третий плакат представлял из себя чертеж с указанием запасных выходов на случай пожара.
Пока я бродил по комнате, а профессор с химиком переговаривались, настала ночь.
— Утро вечера мудренее, — посмотрел на часы профессор. — Давайте, коллеги, спать!
Значит, как только мы решили с Борманом действовать, он спрятал в свой тайничок чай и достал оттуда фонарик.
А пистолет? — заглянул я Борману через плечо.
Пистолет пришлось сдать перед командировкой. Табельное оружие — ничего не поделаешь…
Да-а, это было жалко. С пистолетом я бы под землей чувствовал себя уверенней.
Но делать было нечего, пришлось идти так — почти с голыми руками.
Правда, с фонарем мы передвигались значительно быстрее. Уже минуты через три мы были у входа в большой туннель.
Борман, который полз впереди, щелкнул, значит, кнопкой, и свет погас. Он осторожно выглянул наружу, прислушался, но, не заметив ничего подозрительного, вылез наружу.
— Туда! — показал я ему направление движения. — Там они Кольку сцапали.
Борман стукнул несколько разбитыми кроссовками по полу и остался доволен своим тестом.
— У тебя каблуки не стучат? — задал он мне вопрос шепотом.
Вместо ответа я несколько раз подпрыгнул на месте.
Дядя Боря убрал до минимума мощность фонаря, и мы, значит, пошли вдоль по туннелю, держась у левой стенки.
Время от времени Борман останавливался, к чему-то прислушивался и осторожно стучал по стене. Мы уже миновали то место, где напоролись на парней в камуфляже, но никого не было видно.
Вдруг, словно над самым ухом, кто-то закашлял, ругнулся. Потом зашаркали подошвы, и снова в подземелье стало до звона в ушах тихо.
Борман погасил фонарь и пополз вперед. Вскоре, почти перед нашими глазами возник тонкий лучик света. Если бы мы шли в полный рост, то, возможно, его и не заметили бы. Светилась лишь тоненькая полоска зазора между дверью и порогом.
— Оставайся здесь, — выдохнул мне на ухо Борман. — Только от двери отползи. Даст Бог, она открыта.
После этого он, значит, встал, нашарил ручку и с каким-то потрясающим звериным ревом распахнул дверь.
Хотя я вначале и намеревался в точности выполнять указание Бормана и слинять подальше, но никаких моральных сил не хватило упустить столь редкостное зрелище, как взятие бандюг в плен.
В комнатушке, освещенной настольной лампой, сидели двое парней в камуфляже и резались в карты. От неожиданности у одного из них аж подпрыгнули руки и он упустил всю свою колоду. У второго реакция оказалась побыстрее, и он потянулся за резиновой дубинкой. За что именно ему, значит, и достался первый удар.
Сделано это было так быстро, что кулака дяди Бори я не увидел — лишь мелькнули в воздухе подошвы ботинок охранника и грохнула оземь спинка стула.
Номер второй уже, значит, пришел в себя и не придумал ничего лучше, как схватить Бормана за правую руку. Видно парень все-таки плохо подумал, что делает, поскольку Борман обхватил его запястье, легко крутанул, и охранник, исполнив в воздухе сальто-мортале, гробанулся о бетонный пол своим копчиком.
Я аж от удивления рот раскрыл. Конечно, сцена расправы была, значит, не такой эффектной, как в боевиках с Ван Даммом, зато куда более эффективная!
Борман склонился над номером вторым, одним рывком натянул ему куртку на руки, вырвал из штанов ремень, заломил бандиту руки и связал хитрым узлом, пропустив кожаную полоску через пряжку, а потом между запястьями.
В мгновение ока здоровый кабан был спеленут, как мелкое дитя, которое норовит выпрыгнуть из коляски.
Тем временем номер первый очухался и встал на ноги. Это не заметили ни Борман, ни я. Но охранник, вместо того чтобы нападать, принялся улепетывать, словно ворона, отнявшая у собаки кость.
Борман попытался с разворота достать его пяткой, но промахнулся — номер первый оказался резвей. Борман выругался и ринулся за ним. Но мой дядька забыл, что у него есть племянник, который, значит, в это время, как бревно, лежал у порога. Об это бревно, то есть об меня, и споткнулся номер первый. Он так шибанулся о каменный пол, что его ноги, зацепившиеся за мою спину, тут же обмякли.
Не прошло и минуты, как оба охранника, привязанные к стульям, мрачно разглядывали нас исподлобья.
Кто вы такие? На кого работаете? Сколько вас здесь? — начал допрос Борман.
И где Колька, Сергей Антонович и профессор? — встрял я.
Охранники молчали.
Та-ак, — протянул дядя Боря, — считать до пяти у меня времени нет. Толя, выйди в коридор, а я тут с ними по-мужски потолкую.
Не надо! — встрепенулся номер первый, кося взглядом на штык-нож, висевший на поясе Бормана.
Молчи, дурак, — встрял номер второй, но дядя Боря тут же его вырубил.
Нанял нас какой-то мужик, с серьгой в ухе, — зачастил номер первый. — Дал бабки, сказал: "Будете работать на меня". — Мы спросили: "А что делать-то?" — А он сказал: "Сторожить".
Погоди, — перебил его дядя Боря. — Вроде я тебя видел где-то?
— Да в ресторане "Электрочугунск", — обрадовался охранник, словно этот факт служил ему смягчающим обстоятельством. — Гардеробщик я. А это, он кивнул на бесчувственное тело, — наш грузчик.
Ясно, — процедил дядя Боря. — Так что вы сторожите?
Да двух типов каких-то.
Трех, — поправил я его. — Их трое должно быть.
Ну да, трех, — поправился номер первый. — Они тут рядом, в соседней камере… То есть в бомбоубежище, я хотел сказать…
Где сейчас Моченый? Ну этот тип с серьгой в ухе?
Охранник пожал плечами:
— Утром зайдет…
Больше он сказать ничего не успел, потому что Борман заткнул ему рот кляпом, аккуратно сработанным из старой тряпки. Та же участь постигла номера второго, который еще был в бессознательном состоянии.
Уже не таясь, мы вышли в туннель.
Борман повернул фонариком налево, и вскоре мы увидели неглубокую нишу, а в ней — стальную дверь с колесом запора, выкрашенным красной краской.
Дядя Боря повернул колесо, дернул на себя дверь.
В большой комнате, скупо освещенной маломощной лампочкой, спали, как два младенца, Мензурка и профессор.
Когда мы вошли, они наконец проснулись и недоуменно смотрели на нас заспанными глазами.
— Погодите, — остановился я и еще раз осмотрел комнату. — А где же Колька?!