– Да.
Я кивнул, отчаянно пытаясь придумать способ положить конец этому разговору и отвязаться от попутчика.
– Картинка в начале книги – это ведь вы, верно? – он весело расхохотался. – Посмотрел телефонную книгу, но не нашел там никакого Сомервиля.
– Сомервиля?
– Фамилия с внутренней стороны обложки.
Я разорвал сверток. Это была та же самая книга – более дешевое издание, в матерчатом переплете, но те же самые «Ритуалы Вадуа» с порнографическими иллюстрациями, которые я разглядывал когда-то в библиотеке Сомервиля. Экслибрис, изображающий бородатого старца, читающего, усевшись в тени дуба, и имя Рональда М. Сомервиля.
– Где вы ее раздобыли?
– О чем вы? – Улыбка моментально исчезла с его пунцового добродушного лица. – Послушайте, старина, полегче на поворотах. Я только что объяснил вам. Вы забыли ее в поезде. Послушайте, вы нормально себя чувствуете?
– Не оставлял я ее в этом долбаном поезде!
– Но она лежала на вашем сиденье! Ваш сосед сказал мне, что вы ее забыли. Тот мужик, который помог вам вынести все эти свертки из вагона.
Меня затрясло. Никто не помогал мне на выходе из вагона.
– Какие еще свертки? И как мужик выглядел?
– Да Господи, сейчас и не вспомнить. Сколько воды утекло. Мужик не сказать чтобы молодой. Хорошо одетый. В синем пиджаке... И с ним еще была девушка. Верно. Такая темноволосая, недурненькая, молодая. Годилась ему в дочери. А может, и дочь. Они помогли вам вынести этот самый большой сверток...
– Погодите-ка! Это было после того, как поезд остановился?
– Нет, мы только подъезжали. Я стоял в самом конце вагона. Я тогда, не стану спорить, пропустил пару стакашков, но прекрасно помню, что к тому моменту, когда поезд остановился, вы были уже у выхода со всеми вашими свертками. Я прошел по проходу и увидел, что вас уже нет. Ваша жена поджидала вас на платформе с двумя желтыми лабрадорами. Я узнал ее, потому что встречал и раньше.
– Не лабрадоры, а золотистые ретриверы. А что этот мужчина сказал вам? Почему он отдал книгу именно вам?
– Откуда мне знать? Передал ее мне, когда я проходил, и сказал, что вы ее забыли. А я сказал: «Ладно, непременно отдам, прямо в понедельник и отдам».
– А еще что-нибудь он сказал? Ну хоть что-нибудь?
– Больше ничего.
– Что ж, благодарю за любезность. Я убрал книгу к себе в портфель.
– Пустяки, – попутчик улыбнулся. Затем, вытаращив глаза, наклонился ко мне: – Послушайте, если вас интересуют такие книги, я могу вас познакомить с одним приятелем...
– Вы не понимаете, в чем тут дело. Это чистое недоразумение. Извините, я сейчас вернусь.
Я встал и устремился в проход, торопясь избавиться от него. Но подобный поворот совершенно не входил в его планы.
– Послушайте, мне показалось, что вы знакомы с этими людьми. То, как вы трое себя вели.
– Никогда в жизни их не видел. Он озадаченно посмотрел на меня.
– А разве не они передали вам самый большой сверток? Когда мы с вами столкнулись на вокзале, у вас его определенно не было.
– Что? – я остановился и посмотрел на него сверху вниз. – Вы в этом уверены?
– На все сто! Дружище, у вас, боюсь, не все дома. Вы нипочем бы не управились со всем вашим скарбом, да еще с таким свертком в придачу!
– Вы правы, – спокойно ответил я. – Должно быть, у меня просто вылетело из головы. Еще раз благодарю вас за книгу. Еще увидимся.
– Не берите в голову!
Он расхохотался. Он все еще смеялся, когда я вышел из вагона.
Я прошел по вагонам по ходу поезда и отыскал свободное место. Скрючившись так, чтобы меня нельзя было увидеть сзади – на случай, если моему попутчику вздумается отправиться на поиски, – я начал обдумывать только что услышанное. Новость была ошеломляющая, ее последствия – непредсказуемы. Единственное, что сразу же пришло мне в голову, – и Сомервиль, и Пенелопа, а это наверняка были они, являлись частью всего этого заговора, всей этой истории с самого начала. Они участвовали в ней раньше, чем я осознал, что она началась.
Должно быть, он с первой встречи загипнотизировал меня, а затем стер воспоминания о ней из моей памяти. Этим можно объяснить постоянное ощущение, что я его откуда-то уже знаю, хотя и не могу вспомнить, откуда. Этим же объясняется и то, что я чуть ли не забываю начисто, как он выглядит, стоит расстаться хоть на час.
Но тогда каким образом Сомервиль вторгся в мою жизнь? И другой вопрос: зачем? Ясно одно: это никак не связано с характеристикой, выданной ему Хейвортом: блестящий психиатр, с которым он познакомился на конференции врачей, практикующих гипноз, в Чикаго. Все это как-то подстроено. Все вокруг меня подстроено.
Если именно Сомервиль подсунул мне белую коробку, в которую я уложил тела собак, – а я ведь так и не могу вспомнить, откуда она взялась, – тогда почти наверняка он же и внушил мне мысль убить их. Это кажется невероятным, но, как только я свыкся с мыслью, что не несу никакой ответственности за их смерть, тут же встало на свое место и все остальное. Браслет с медальоном, купленный мной для Анны в аэропорту, фигура человека в синем пиджаке, виды Нюрнберга в Публичной библиотеке... Они хотели, чтобы я думал, что я параноик. Вот почему за мной следили или, вернее, меня вели. Я ничего не выдумал. Им понадобилось убедить меня в том, что я сошел с ума, в том, что я нуждаюсь в помощи – в их помощи, с тем чтобы любой мой поступок, любой мой шаг погружал меня все глубже и глубже в эту трясину.
Когда я в последний раз возвратился из Кентукки, у Сомервиля хватило сообразительности не оказывать на меня давления, не настаивать на встречах с ним и на возобновлении лечения. Он предоставил это занятие другим: Пенелопе, Хейворту, даже Анне. Он подсказал Пенелопе способ весьма деликатно внушить мне, что моя находка похищена из его дома, что она представляет собой недостающую подвеску из его чертовой уотерфордской люстры. Я чуть было не клюнул на эту удочку, чуть было не поверил.
Прошлой ночью они предприняли новую попытку завладеть кристаллом. Им понадобилось, чтобы я убил Анну. Не знаю, как именно им удалось мне это внушить, да и неважно как, потому что, слава Богу, покушение оказалось безуспешным. Но тогда они заставили меня отправиться к Сомервилю.
А он сплел для меня очередную паутину своих измышлений, назвал меня убийцей, пригрозил отправить в тюремную психлечебницу. Он понимал, что мне придется раз и навсегда разоблачить его ложь, но на этот раз потребуется принести ему то, чем он и хочет завладеть, – неопровержимое доказательство.
История повторилась. Сейчас мне стало ясно полное значение того, что должно было произойти. В конце концов создалась в точности такая же ситуация, какая привела к гибели Магмеля. Точно так же, как Магнус, не осознавая, что он делает, отдал талисман старцу в пещере, я сейчас собирался передать его Сомервилю по собственной доброй воле.