А старушка хороша! Наблюдательница за хищными птицами! Нет, она наблюдала за совсем другими хищниками! Но не пошутил ли Милодар? Если принять его слова всерьез, то окажется, что среди нас появились существа из параллельного мира? А кто это? Как их можно увидеть? И какова роль Ксении Романовой?
Кора поглядела в небо. В вышине, под самыми несущимися вдоль обрыва облаками, метались чайки. Бабушка наблюдала за хищными птицами… А может быть, эти птицы и есть вестники из неведомого мира?
Шуршали листья, где-то посыпались камни, ударил колокол в далекой церкви. Мир казался таким устоявшимся и надежным, а параллельных миров не бывает.
* * *
Все беглецы возвратились к ночи. Первой – Вероника, она купила в Москве настоящую греческую тунику, а также сандалии и диадему – центр греческой торговли на Арбате изготовлял их так, что без экспертизы от настоящих не отличишь. Почему Веронике показалось, что именно туника склонит к ней сердце сурового инженера, было неизвестно. В тунике она, правда, была очень хороша, но Тамара, квартирная хозяйка, отнеслась к ней критически и спросила: правда ли, что в Древней Греции девицы не носили нижнего белья? Вероника поклялась, что это было именно так, что не помешало грекам создать великолепную скульптуру и философию. Тамара вспомнила, что греческая скульптура вся раздетая, и ушла на кухню греметь посудой.
Инженер вернулся затемно, но позвонил из пансионата, в котором остановился. Подошла к телефону Кора, он не скрывал радости, что слышит ее голос, и Кора подумала, как неправильно путать резкость крупных черт с грубостью. Ничего грубого в лице инженера она не усмотрела.
На телефонный звонок прибежала Вероника – она, видимо, ждала его и не ложилась спать.
Она была в новой тунике, правая грудь обнажена, волосы собраны в пучок и спереди украшены диадемой. Кора была вынуждена с сожалением признать, что ее богатая подруга сказочно прекрасна. Она отошла от телефона, и настроение ее резко упало.
Вероника воскликнула:
– Куда ты пропал, Сева! Мне столько нужно тебе рассказать!
Кора ушла к себе в комнату, ей не хотелось слышать, как Вероника обольщает инженера.
Понимая, что она преувеличивает уровень разврата своей подруги, Кора не намеревалась изменять формулировки. И если бы ей сейчас пришлось писать воспоминания о жизни в Симеизе, она бы написала о событиях той ночи именно такую фразу.
Кора улеглась, откуда-то прилетел комар невероятной хитрости и злобы, жизнь не удалась, и не мешало бы завершить ее элегантным самоубийством, кинуться с обрыва у Птичьей крепости на глазах у всех знакомых. И на пути вниз желательно превратиться в чайку. Впрочем, нет, чайки слишком крикливы и наглы. Может быть, ей лучше превратиться в орла? В орлицу, которая может часами, почти не шевеля крыльями, парить над восходящими воздушными потоками. И ее дом будет располагаться высоко на обрыве, куда не заберется даже ловкий охотник Грант…
Так она и заснула, не решив, какой птицей станет, когда покончит с собой, а утром Вероника проснулась раньше и была возбуждена, радостна и суетлива, ну точно как чайка, несущаяся за пароходом, с которого ей кидают кусочки хлеба. Туника была снова надета так, чтобы одна грудь была обнажена, и Тамара Ивановна, поглядев на нее, спросила:
– Чой-то ты сегодня такая разнузданная?
– Ты не понимаешь, так ее полагается носить, – ответила Вероника, с наслаждением вгрызаясь в арбуз.
– Наверное, чтобы младенца удобней подкладывать, – заметила хозяйка без очевидного юмора, но Вероника тунику поправила и отказалась от мысли произвести сенсацию на пляже, так как не была готова к выкармливанию младенца, а воображение у нее было хорошо развито.
Тамара не успела испортить Веронике настроение, потому что снизу закричал композитор Миша Гофман:
– Девушки, не спать! Петушок пропел давно! Через полчаса Сева начнет испытания своего махолета!
Тут словно кто-то сильно уколол Веронику – иного сравнения Кора отыскать не смогла, – скорость ее движения увеличилась втрое, но пользы от этого было немного, потому что туника страшно мешала красить губы и одновременно завязывать длинные шнурки сандалий. Булавки, которыми крепилась диадема, дружно закатились под ванну… Кора ждать ее не стала, и Вероника неслась за приятелями в гору, припадая на босую ногу, туника обнажила все, что обнажать не следовало, но окутала шелковым туманом все пристойные части тела.
Когда Вероника, пылающая гневом, вбежала на площадку Птичьей крепости и затормозила, диадема слетела с головы, и в отчаянном прыжке ее поймала возлюбленная охотника Гранта, которая прыгнула за ней к обрыву и повисла на одной зеленой ручке, удержавшись за висячий корень. Бабушка Ксения Романова тут же кинула ей конец своего шарфа, за который с другой стороны уцепился охотник Грант, вытянувший возлюбленную на площадку. Ни Кломдидиди, ни Грант не произнесли во время этого приключения ни слова, лишь взялись потом за руки в знак взаимного расположения.
– Спасибо, – коротко ответила Вероника, которая мало что заметила, потому что смотрела в небо, выискивая своего инженера.
Инженер пришел пешком – с тыла. Он поздоровался и сказал, что его махолет собирают на шоссе, чуть повыше крепости, и желающие могут им полюбоваться. Будучи человеком воспитанным, инженер спросил бабушку Романову, не помешает ли он ее исследованиям, и та ответила, что, напротив, ей это интересно, а науке полезно знать, как реагируют коршуны на полеты махолетов.
Инженер ушел на шоссе, и остальные, включая приведшую себя в порядок и соблазнительную донельзя Веронику, отправились следом.
Там на обочине, в траве, лежали части хрупкой машины, верней, не машины, а типичной авиамодели, которые делают школьники и даже устраивают между собой соревнования. Разумеется, что бы ты ни собрал из таких планочек, оно человека не поднимет. Видно, иначе рассуждал молодой человек ученого вида, который оказался ассистентом Всеволода и как раз в тот момент раскрыл плоский чемоданчик и вытащил из него паутинку, что поместилась у него в кулаке, как это делают фокусники. Затем он раскрыл костлявый кулак, и паутинка превратилась в занавес, которым можно было обклеить планочки.
– Мечта человечества, – сообщил Миша Гофман. – Я хотел бы воспеть момент, когда человек воистину превращается в птицу. Без этих вонючих или пожирающих кислород двигателей. Да здравствует Икар!
– Спасибо, – сказал серьезный инженер. – Сравнение с Икаром, Михаил Львович, я принимаю лишь из уважения к вашему песенному творчеству. В ином случае сравнение было бы мне неприятно и даже опасно ввиду ранней кончины Икара.
– О господи! – ахнул композитор. – Я же в переносном смысле, в смысле общего героического образа.
– К тому же, – продолжал спорить с ним Всеволод, – я всегда уделяю первостепенное внимание соображениям безопасности, потому что хочу довести свою работу до конца, и нет ничего глупее, чем сорвать ее, не учтя такого пустяка, как точка плавления воска при приближении к Солнцу.