– Вы, конечно, извините. Я, может, и заблуждаюсь. Может, просто очень похожая девушка. Но на меня она произвела неизгладимое…

Уборщица из Атлантиды вырвала из рук Удалова фотографию и выбежала из номера.

Удалов постоял посреди комнаты, тяжело вздохнул, пожал плечами и сказал вслух:

– Нет, это не ошибка…

Голубые призывающие глаза стояли перед его мысленным взором.

Впервые в жизни Удалову захотелось написать стихотворение о любви.

Он даже стал искать бумагу и карандаш, но в этот момент в дверь постучали.

Глава 6,

в которой Удалов

продолжает пребывать

на конференции и вступает

в сделку

За дверью стоял знакомый кузнечик, который успел переодеться в фиолетовый наряд, схожий с фраком. В твердые блестящие уши он вставил по цветочку, пахнущему пряно и сильно, а носки его башмаков непрестанно шевелились.

– Очень модно, – сообщил Тори Удалову. – В них электромоторчики. Хочешь купить?

Кузнечик был оживлен, вел себя как старый приятель, сразу уселся в кресло и спросил, нет ли чего выпить прохладительного.

Удалов ответил, что и сам бы не отказался.

– Ах ты, провинция, провинция, – засмеялся кузнечик-синхронист.

Он нажал на кнопку в ручке кресла, и в стене откинулась дверца, за которой, подсвеченные оранжевым, стояли бокалы и сосуды разной формы.

– Мне только не крепкого, – предупредил Удалов. – Я чуть не утонул. К тому же женщину обидел.

– Рассказывай, – произнес кузнечик, разливая прохладительные напитки.

Рассказ Удалова вызвал в новом приятеле смех, сочувствие и понимание.

– С этой красавицей загадка, – сказал он наконец. – Хотя я предпочитаю брюнеток. Я этим займусь. Но вообще-то я пришел тебе кое-что показать. Ведь должен же ты, Удалов, интересоваться диковинами дальнего космоса или по крайней мере сувенирами.

– Я сказал, мне расплачиваться нечем, – ответил Удалов. – Денег я с собой не захватил, сувениров тоже, а в нелегальные сделки я, прости, – не вступаю. Не забудь, что я представитель небольшой, но гордой планеты.

– Ах уж этот мне патриотизм! Как приобщишься к благам космической цивилизация, на Землю и смотреть не захочешь.

– Это как сказать, – возразил Удалов. – Вот я тут разговаривал с простой женщиной, уборщицей. Ее предки покинули родину много столетий назад. А как увидела земляка, бесплатно костюм отгладила.

– И мерзавцем обозвала, – заметил ехидно кузнечик.

– За дело. Надо было мне промолчать. Зачем трепать материнские нервы? Ведь, может, ее дочь испортилась в дальних странах, попала в дурную компанию, а для матери она всегда остается отличницей, скромницей, студенткой.

– Значит, ты теперь думаешь, что если женщина полюбила тебя, Удалова, значит, она из дурной компании?

– Не знаю, не знаю, – вздохнул Удалов, печально глядя в большое зеркало, которое отражало его округлую невысокую фигуру. – Трудный мир, чуждые нравы…

– Ладно, смотри, – сказал кузнечик.

Он достал из кармана бутылочку сложной формы с чем-то зеленым внутри.

– Что это? – спросил Удалов.

– Могу продать. Средство от всего.

– Как так – от всего?

– В зависимости от потребностей.

– И от насморка?

– И от насморка. И от любви. И от комаров. И от дождя. Большая редкость. В промышленное производство не поступило. Делается из корня, который растет только на одном астероиде. Сам понимаешь.

– Так на что мне такое средство? – спросил Удалов равнодушно, но глаза его загорелись и выдали Корнелия опытному пройдохе Тори.

– А ты не для себя, для народа, – предложил демагогически кузнечик.

– Нет, – отказался Удалов. – Ты с меня что-нибудь нереальное попросишь.

– Не беспокойся, я щедрый.

– Средство-то ценное?

– Но я тебя люблю.

– Прости, – сказал Удалов. – Не верю. Чего бы тебе меня любить? Я не заслужил.

– За заслуги уважают. Любят за недостатки.

– Я и недостатков тебе не показывал.

– Они очевидны, – коротко ответил кузнечик. – Берешь средство?

– Сколько? – спросил Удалов.

– Восемнадцать, – сказал кузнечик.

– Много.

– Шестнадцать и ни одной меньше.

– Пятнадцать и по рукам.

– Только из любви к тебе, – сказал кузнечик.

Он протянул Удалову бутылочку, тот принял и спросил:

– А действовать будет?

– У нас без обмана. Ты попробуй.

Удалов огляделся, на что бы употребить средство.

– У тебя прыщ на лбу, – подсказал кузнечик.

Удалов подошел к зеркалу. Прыщ был. Правда, небольшой.

– Да ты не бойся, – сказал кузнечик. – На палец возьми, помажешь. Самую малость.

Удалов послушался. Он вытащил пробку, намочил палец и прикоснулся ко лбу. Палец приятно холодило.

Так он и стоял с пальцем у лба. Эта поза навела его на новые размышления.

– Погоди, – сказал он. – А как же?

– Ты чего?

– Как же я расплачиваться буду?

– Как договорились. Сам же сказал – пятнадцать.

– Сказал, да не знаю чего.

– Ну и дурак. Когда торгуешься, обязательно надо знать, что отдаешь.

– Так что я отдал?

– Причастность к искусству, – ответил кузнечик. – В объеме пятнадцати минут.

– Я к искусству непричастен.

– Послушай, Удалов, я о твоем благе пекусь. Но и себя не забываю. Когда я узнал, что ты человек обездоленный, даже зубная щетка здесь у тебя казенная, я стал голову ломать, как тебя облагодетельствовать, чтобы не разориться. И придумал. У тебя, как у каждого разумного существа, есть ненужные воспоминания. Тяжелый груз твоему и без того натруженному мозгу. Вот их я у тебя и возьму. Лишнего трогать не буду – здесь за это судят.

– А на что тебе воспоминания, связанные с незатейливой жизнью в небольшом городе Великий Гусляр? – спросил Удалов.

– Для тебя это обыденно, – сказал кузнечик, – а для нас странная экзотика. Ты бы хотел посмотреть фильм из жизни моих соседей, как они по утрам демонстративно круфают, потом уходят в трагические прцэки и рискуют в лофэ улытиться от проговоркифы?

– Не понял, – ответил Удалов. – Но любопытно.

– Вот и нам любопытно. Надеюсь получить за твои ненужные воспоминания некоторую мзду. Я делец честный. И если заплатят больше, чем стоит эта драгоценная бутылочка, сдачу принесу тебе. Да отними ты палец от лба!