«Анна», – подумал он. – «Не об Анне ли тебе следует думать?»
Усталый разум, однако, пытался уйти подальше от темы Анны. Анны – единственной женщины, которую он в гневе ударил, и которая сейчас была мертва.
Брайан неожиданно представил себе, что мог бы ездить по стране с лекциями, рассуждая о проблемах разведенных мужчин. Да и о проблемах разведенных женщин – почему бы нет? Тогда он скорее всего избрал бы себе тему: развод и искусство забвения.
«Четвертая годовщина – самое оптимальное время для развода», – скажет он им. – «Возьмем, к примеру, мой случай. Я провел целый год в чистилище, раздумывая, насколько был виноват сам и насколько она. Правильно ли было вечно заводить ее на тему детишек. Это, пожалуй, было главным разногласием между нами – не какие-то там наркотики или семейные измены. Только дети. И вот словно лифт рухнул. Либо карьера, либо дети. Ну и помчались вниз вместе с ней.»
Да. Все ринулось вниз… И в последние несколько месяцев он по-настоящему совсем не думал об Анне, даже когда выписывал ей очередной чек на алименты. Чек был неплохой, вполне цивилизованный с точки зрения суммы. Да и сама Анна зарабатывала восемьдесят тысяч в год, правда, без учета налогов, возмещение которых через своего юриста он взял на себя. Это тоже была финансовая бумажка, ежемесячно приходившая к нему в конверте вместе со счетами за электричество и за заклад дома.
Брайан посмотрел на лихого парнишку в ермолке, пробиравшегося вдоль прохода со скрипичным чехлом под мышкой. Выглядел он несколько нервозным и возбужденным, в глазах читались мысли о захватывающем будущем. Брайан позавидовал ему.
Сколько было горечи и ссор в отношениях между ними в последний год супружеской жизни. И вот примерно за четыре месяца до конца это произошло: его рука сработала прежде, чем разум сказал «нет». Неприятное воспоминание. На вечеринке Анна крепко перебрала. Когда вернулись домой, она буквально набросилась на него:
– Ты мне все мозги проел с этим, Брайан. Оставь меня в покое с вопросом о детях. Хочешь проверить сперму, иди к доктору. Я работаю в рекламном бизнесе, а не роженицей. Надоели твои разговоры, супермен говенный…
В этот момент он и дал ей пощечину. Ударил сильно, попал по губам, грубо оборвав ее слова. Они стояли лицом к лицу в комнате, где ей суждено было умереть позже. Оба были шокированы и испуганы случившимся гораздо больше, чем сами готовы были это признать (разве что теперь, в кресле 5А рейса № 29, наблюдая за пассажирами, он наконец себе в этом признался). Она потрогала рот, на котором появилась кровь и протянула к нему запачканные пальцы.
– Ты ударил меня.
В голосе не гнев, а удивление. Подумалось, что, возможно, впервые кто-то в порыве гнева поднял руку на Анну, ударил Анну Куинлэн.
– Да, – произнес он. – Точно. И снова так сделаю, если не заткнешься. Больше, голубушка, ты меня своим языком хлестать не будешь. Лучше навесь на него замок. Для твоей же пользы говорю. Все, кончились твои деньки. А если хочешь кого-то пинать, купи себе собаку.
Их супружество, кое-как волочившееся последние несколько месяцев, по-настоящему кончилось именно в тот момент. Но его спровоцировали – видит Бог – спровоцировали.
Когда уже последние пассажиры занимали места, он обнаружил, что самым сосредоточенным образом думает о духах Анны. Он вспомнил их аромат, а вот название забыл. Как же они назывались? «Лиссом»? «Литсом»? «Литиум»? О Господи! Прямо вертится в голове. Потрясающий запах.
«Мне ее не хватает», – тупо признал он. – «Вот теперь, когда она ушла навсегда, я по ней соскучился. Не удивительно ли?»
«Лаунбой»? Косильщик газонов? Что-то глупое вроде этого?
«Хватит», – подсказал ему уставший разум. – «Оставь эти мысли».
«О'кей», – согласился разум. – «Не проблема. Могу заткнуться, когда пожелаю. Может, „Лайфбой“, что-то вроде спасательного круга? Нет, это мыло. Извиняюсь, „Лавбайт“. Укус любви? „Лавлорн“? Неразделенная любовь?»
Брайан застегнул ремень безопасности, откинулся в кресле, закрыл глаза и ощутил аромат духов, название которых забыл.
В этот момент стюардесса обратилась к нему. У Брайана Энгла была теория, что их обучали на каких-то специальных секретных курсах (возможно, под кодовым названием «Как дразнить гусей») поджидать, когда пассажир закроет глаза, чтобы предложить что-нибудь пустяковое. И разумеется, уметь подождать, когда пассажир как следует уснет, чтобы разбудить его и спросить – не нужны ли ему одеяло или подушка.
– Прошу прощения, – начала она и запнулась. Брайан проследил за ее взглядом от его погон на плечах к фирменной шляпе. Подумала и начала снова: – Прошу прощения, капитан, не желаете ли кофе или апельсинового сока? – Брайан с некоторым удивлением заметил, что смутил ее. Она сделала жест в сторону столика, стоявшего под киноэкраном. На нем стояли два ведерка для льда, из которых торчали зеленые горлышки бутылок. – Конечно, и шампанское есть.
Энгл подумал: «Лайф бой» – похоже, во всяком случае, это не название сигар".
– Ничего не надо, спасибо, – ответил он. – И никакого сервиса во время полета, пожалуйста. Я, пожалуй, буду спать весь путь до Бостона. Как дела с погодой?
– Облака на высоте 20 000 футов от Великих Равнин до самого Бостона. Но никаких проблем. Будем там в шесть тридцать. О! Нам еще сообщили, что над пустыней Мохаве – северное сияние. Может быть, пожелаете бодрствовать, чтобы увидеть такое зрелище?
Брайан поднял брови.
– Вы шутите. «Аврора бореалис» над Калифорнией? Да еще в это время года?
– Так нам сообщили.
– Видно, кто-то крепко набрался, – заметил Брайан, и она рассмеялась. – Спасибо. Я все же посплю.
– Очень хорошо, капитан. – Она немного поколебалась. – Извините, вы тот самый капитан, у которого скончалась супруга?
Головная боль снова запульсировала, но он заставил себя улыбнуться. Эта женщина – скорее девочка – ничего дурного не имела в виду.
– Моя бывшая жена. Да, умерла. Я – тот самый капитан.
– Приношу вам свои соболезнования.
– Благодарю вас.
– А мне с вами не доводилось летать?
Он снова мимолетно улыбнулся.
– Не думаю. Последние года четыре в основном летал за границу. – И потому, что теперь это показалось необходимым, он протянул ей руку. – Брайан Энгл.
Она пожала его руку.
– Мелани Тревор.
Энгл еще раз улыбнулся ей, затем вновь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Позволил себе уплыть в сумеречное состояние, не в сон. Объявления перед полетом, за которыми должны следовать звуки взлета, могли бы его пробудить. Времени в полете было достаточно, чтобы отоспаться.