Подошли ребята, и работа закипела. Собственно, никаких сложностей с заправкой самолетов быть не могло. А вот что касается запуска моторов... С тревогой Спартак ждал этого судьбоносного момента, этого ни дать ни взять лотерейного розыгрыша. Запустится – не запустится...
Заряда их аккумуляторов, как правило, хватало только на один запуск – на взлет. После этого аккумулятор разряжался напрочь. И что хошь делай, а без подзарядки мотор не запустишь.
Ну так и есть! Только у одного в звене аккумулятор не подвел. Этот один и улетел, качнув на прощание крыльями. Остальным предстояло куковать до прилета на «уточке» техника с заряженным аккумулятором...
– А давайте попробуем то, что мой муж изобрел. Иногда срабатывало, – вдруг предложила комендант. – Пойдем, поможете мне донести...
Приспособление для проворачивания винта было смастрячено из старого амортизатора. «Черт знает что, почему мы, военные летчики, элита, можно сказать, летаем с такими дурацкими аккумуляторами? Неужели так трудно обеспечить?.. И интересно, у немцев так же обстоит с техникой? – думал Спартак, от ангаров волоча сие устройство за бодро вышагивающей по «коровьему полю» барышней в комбезе. – И где, интересно, муж, почему не выходит поприветствовать лично? И как такое понять: жена – комендант, а муж тогда кто у нас? Экий загадочный аэродром, однако».
Изобретение местного Кулибина работало. Удалось запустить все самолеты... кроме самолета командира звена. Все его хлопцы благополучно улетели в сторону родного аэродрома, а Спартак все еще бился, пытаясь провернуть винт. Тщетно.
Он бросил пустое занятие, только вконец обессилев. Ничего не поделаешь, придется дожидаться прилета техника. И даже не связаться с родным аэродромом – связь, как объяснила товарищ комендант Смородина, то ли отключена, то ли оборвана, причем уже давно.
Они сходили к ангарам за маскировочной сеткой, накрыли ею машину...
Лишь когда сгустились сумерки, Спартак понял, что сегодня техника не будет. Дело, в общем-то, обычное. «Уточка» у них была всего одна, днем, вполне возможно, пропадала на вылете. А то и на ремонте стояла, тоже нередко случается. Истребитель, сиречь боевую машину, не пошлют ведь как простого извозчика. Да и пока не того полета птица Котляревский, чтобы ему аккумулятор на истребках возили. Возможно, и не будет «уточки» вовсе, а завтра приедет сюда их аэродромовский грузовик.
Спартак сидел на лавочке с видом на аэродром, покуривал, лениво отгонял комаров. Любовался летним вечером. Сейчас ничто не напоминало о войне, будто и нет ее вовсе. На небе, как на фотопленке, постепенно проступали первые звезды, перламутрово-серое вечернее небо медленно темнело. Мир сейчас был тих, чист и свеж. Только какие-то кузнечики и прочие букашки трескочат в высокой некошеной траве. А может, двадцать второго июня ничего и не было, привиделось, может, все?
– Сегодня уже никого не будет, – сказала товарищ комендант Смородина, опускаясь рядом с ним на лавку.
– Да, – согласился Спартак. – Видимо, придется мне и дальше вам надоедать.
– Пойдемте, надоедала, я вас ужином накормлю.
– Возражать не стану.
Они не сразу пошли. Еще какое-то время молча сидели рядом на лавке. Уж больно хорош был вечер...
А потом Спартак пошел в летний душ (бочка на высоких козлах), с удовольствием и долго плескался под нагревшейся за день водой. Потом таскал ведра от колодца, заливал воду в бочку вместо израсходованной. Потом еще раз ополоснулся, смыл трудовой пот...
А войдя в сколоченную из бревен добротную избушку (командный пункт) – так и замер столбом на пороге... Вот ведь как, оказывается, он здорово отвык от самых элементарных вещей.
Две керосинки, чуть слышно шипя, вполне сносно освещали комнату. Да и не слишком большая комната. В центре – стол. И по военным меркам накрытый прямо-таки шикарно. Консервы, зеленый лук, шоколад «Крестьянская жизнь» (издали узнаваем – на фантике изображен трактор на фоне колхозного быта). Источая невыносимой силы аромат, дымится сковорода с жареными грибами и картошкой. В центре стола полевые цветы в вазе. Бутылка вина «Лидия».
Почему-то Спартаку стало неловко. «Может, оттого, что кто-то сейчас на боевом вылете, рискует жизнью, бьет врага, а я тут...»
– Хочется хоть на вечер забыть о войне, – сказала товарищ комендант Смородина, сидя за столом и кулаком подперев подбородок. Она успела переодеться – теперь была в белом с желтыми цветами ситцевом сарафане с широкими лямками. Отсутствие летного шлема открыло прическу под названием «колечки а-ля Кармен». – Садитесь, не стесняйтесь, товарищ лейтенант. Нечего тут стесняться...
– Спасибо. Но как вас зовут, вы так мне и не сказали, – напомнил Спартак, отодвигая стул.
– Оля.
О как. Не по имени-отчеству представилась, а просто: «Оля». Приятно.
– А меня Спартак.
– Вы уж говорили, – рассмеялась она.
– Мало ли, может, вы забыли, – Спартак сел за стол. – Кругом же столько Спартаков, не говоря про лейтенантов...
Словно и нет войны...
– Открывайте вино, что же вы? Сидите, как бедный родственник. А еще Спартак, древний герой и победитель.
Словно и нет войны!
– Давайте сюда тарелку, жаренки положу. Вам укроп сверху покрошить?
– А штопор есть? Нет? Ну и не надо. С фрицами справляемся, а уж с пробкой-то...
Как-то неловко было спрашивать о муже, но поинтересоваться так и тянуло. Ведь помянула же она мужа...
Выпили по бокальчику, поели, успокоили червяка, выпили по второму...
– Неужели вы здесь совсем одна? – спросил Спартак.
Она кивнула:
– Совершенно. Одна-одинешенька. Я вам потом, если хотите, покажу свое хозяйство. Пустые казармы, пустые дома, где жили летчики с семьями... Нашу с мужем квартиру. Я там сейчас не живу, сюда перебралась.
– Так это не запасной аэродром? – догадался Спартак. – Отсюда просто всех перевели?
– Да. На второй день войны приказ пришел. Перебросили, кажется, куда-то под Таллин. Оставили только нас с мужем. Вообще-то, комендантом был он, капитан Смородин, а я работала связисткой. Но две недели назад он поехал в Ленинград, хотел выяснить, что делать со всем нашим хозяйством. Тут же столько всего осталось! Жалко, если пропадет, а немцы все ближе... Вы уж там сообщите кому следует, а желательно не только вашему аэродромному начальству, куда-нибудь повыше, в политчасть, что ли, сообщите. Сколько самолетов нашим горючим можно заправить! Я так обрадовалась, когда вы сели. Ну наконец-то, думаю, хоть кто-то...
– Скажу, конечно. Честное слово... Так вы, выходит, комендант поневоле?
– Ага, – она грустно улыбнулась. – Слава оставил меня комендантом вместо себя. Назначил по всей форме, заставив наизусть заучить обязанности. И уехал... Вот с тех пор я тут одна и кукую. И никуда отсюда не денешься, на шаг не отойдешь, мало ли что. Где этот немец, может, совсем близко уже? Мы со Славой, как велели, заминировали тут все, провода бросили. Только присоединить к проводам генератор и крутануть ручку. Немцу оставлять никак нельзя...