– Ты бы язычок прикусил, сволочь. Я же из тебя и в самом деле могу ремней нарезать столько, что на роту хватит...
– А на каком основании? – повторил Спартак. – Вас я не задевал. И с вами не ссорился. Я бомбил немцев. Слышали что-нибудь про такую штуку – антигитлеровская коалиция? Вот ее я, так уж вышло, и имею честь в данный момент представлять. Так сложилось. А вы кого представляете, нелюбезный пан капитан?
Он откровенно хамил еще и оттого, что хотел проверить собеседника – как будет себя вести. И тут же убедился, что собеседник ему попался, пожалуй, из особенно опасных: капитан не вскочил с кресла, не стал махать кулаками и оскорблять. Он сохранял полнейшее хладнокровие. Разглядывал Спартака холодно и брезгливо.
– Я имею честь представлять Польшу, – заявил он, на сей раз не без патетики. – Ее народ, правительство, вооруженные силы.
Спартак сказал почти без иронии:
– Вам, конечно, виднее, но мне вот казалось, что нет тут ни правительства, ни армии...
Вот теперь капитана проняло. Он выпрямился, будто шомпол проглотил, отчеканил:
– Запомни, красная сволочь: у нас есть все. И правительство, и армия, и система образования, и много чего еще. Все есть, ты уяснил? Подпольное, правда, но это не меняет сути дела.
– Поздравляю, если так, – сказал Спартак. – Значит, вы – против немцев...
– И против вас – тоже. Для нас, знаешь ли, все едино – что Гитлер, что Сталин. И чем быстрее ты это уяснишь, тем легче тебе будет. Шанс у тебя, скажу честно, имеется. Дохленький шанс, но все же лучше, чем ничего...
– И в чем он заключается?
– В том, что будешь считаться не бандитом, неведомо откуда взявшимся, а военнопленным. На военнопленных, как известно, распространяются некоторые привилегии. Жить, одним словом, будешь. А может получиться и наоборот, если начнешь фордыбачить. – Он неприятно улыбнулся. – Если тебя что-то не устраивает, имеешь полное право жаловаться хоть антигитлеровской коалиции, хоть Сталину в Кремль... если доберешься.
– А интересно, где русский так хорошо выучил?
– Профессия такая, – усмехнулся капитан уголком рта. – Нужная и необходимая человечеству, никто без нее обойтись не может... Ну, что надумал?
– А что тебе надо, вообще-то?
– Дурака не разыгрывай. От военнопленных всегда, во все времена требовалось одно – информация. Я тебя буду подробно и обстоятельно допрашивать, а ты будешь отвечать со всем усердием. И не воображай, что мы до этого не сталкивались с птичками вроде тебя и не сумеем распознать вранье... Тебе все понятно?
«Чего ж тут непонятного, – подумал Спартак. – То, к чему ты меня сейчас склоняешь, именуется предательством Родины и нарушением воинской присяги. Так это и называется вполне официально, чего ж тут непонятного...»
Он прикинул шансы – и пришел к выводу, что шансы имелись. Не особенно большие, но все же...
Кое-какие наметки плана начинали складываться в голове. Для уточнения некоторых деталей он повернулся к верзиле, нелепым монументом возвышавшемуся за его креслом, поинтересовался:
– Ты бы не мог на пару шагов отодвинуться? А то луком прямо в затылок дышишь...
Верзила смотрел на него в некотором недоумении. Капитан тут же вмешался:
– По-русски он не понимает совершенно, так что разговаривать с ним нет смысла. Пусть стоит, где стоит, так надежнее. Ну?
– Что – ну?
– Говорить будем?
– О чем?
– Обо всем, – терпеливо сказал капитан. – Дисклокация части, вооружение и все прочее, характер выполнявшегося задания... Это – для начала. Ну, а потом неизбежно всплывет еще масса вопросов о деталях, частностях и тонкостях. Я не намерен играть с тобой в психологические поединки, ни смысла нет, ни времени. Или ты запоешь, как тенор на сцене «Ла Скала», или я тебя отведу в менее комфортабельное помещение и побеседуем там вовсе уж не ласково. Могу тебя заверить со всей определенностью: здесь никто твою болтовню о пролетарской солидарности и прочих глупостях слушать не станет. Здесь совершенно другой мир, мальчик. И если уж ты сюда попал, играть будешь по нашим правилам. Знаешь пословицу насчет устава и чужого монастыря?
– Слыхивал.
– Ну так как?
– А если все же пристукнете потом?
– Тебе, сволочь, дает честное слово польский офицер, – надменно сказал капитан, вздернув подбородок. – Будешь говорить, гарантирую жизнь, – он усмехнулся. – Тебе и самому никак не захочется назад, если выложишь все, что от тебя требуется. Советы тебя за такое по головке не погладят, сам прекрасно понимаешь... – он вытянул указательный палец, целя в Спартака. – Хоп – как врага народа... Правильно?
– Правильно, – угрюмо согласился Спартак.
Он слегка сгорбился в тяжелом кресле, еще раз прикинув вес этого самого кресла, прислушался к сопению верзилы за спиной, чтобы не случилось промаха. Затея была рискованная, но лучше рискнуть, чем окунуться в дерьмо повыше макушки...
– Ну что, мы договорились?
– Придется, – сказал Спартак. – Коньячку налей ради оживления беседы.
– Не заслужил ты пока что сорокалетнего коньячку из графских подвалов, ну да знай мою доброту...
Когда капитан потянулся за бутылкой, уведя взгляд в ее сторону, Спартак резко ударил локтем, почти без замаха – целя промеж ног своему конвоиру. Отчаянный вопль за спиной тут же показал, что он не промахнулся. Не теряя времени, Спартак шумно отпихнул тяжелое кресло, рыбкой метнулся через стол в отчаянном прыжке. Полетели со стола бутылка и стопарики – а следом за ними и сбитый Спартаком на пол капитан.
Навалившись, Спартак обстоятельно сграбастал местного энкаведешника за глотку и приготовился давануть как следует. Капитан, ошеломленный внезапной переменой ролей, слабо ворочался под ним, в точности как стеснительная девочка, пробовал орать, но не выходило...
Удар обрушился на затылок, и в глазах замелькали искры, созвездиями и галактиками. Спартак повалился лицом вниз, ощущая, как капитан проворно из-под него выворачивается.
Сознания он не потерял, но на какое-то время выпал из суровой реальности, колыхаясь в некоем полуобмороке. Чувствовал, как разъяренный капитан пинает его от души, ругаясь, судя по интонациям, во всю ивановскую, но ничего не мог сделать.
Удары прекратились. Он полежал еще, потом оперся руками на паркет и сел. Капитан стоял поодаль, остывая от столь внезапных переживаний.
– Дурак, – сказал он почти спокойно. – Думал, я с типчиком вроде тебя буду говорить, не приняв мер предосторожности?
Спартак, помотав головой, огляделся. Верзила все еще пребывал в полусогнутом положении, зажав обеими руками ушибленное место и шипя сквозь зубы от боли, а рядом с ним стоял еще один, незнакомый, выглядевший гораздо более хватким и проворным. За его спиной часть обшитой резными панелями стены была открыта, как дверь – да это и была дверь потайного хода. «Замок с привидениями, – зло подумал Спартак. – Потайные ходы, скелеты фамильные...»