Аббат Фуке сумел заменить почившего умельца. Спустя неделю Персеваль уже знал, благодаря его стараниям 10 числа предыдущего месяца торговый корабль «Архангел Гавриил», принадлежащий нантскому судовладельцу Ле Бутелье, действительно вошел в гавань с грузом с острова Сен-Кристоф и несколькими пассажирами на борту, но ни один из них не носил имени Сен-Реми и не соответствовал описанию его внешности.
Мазарини давал свой последний бал. В тот вечер в ярко освещенных залах Лувра комедианты Месье, возглавляемые Мольером — автором, режиссером и первым актером, давали две пьесы, «Шалый и Смешные жеманницы». Спектакли игрались прямо дому у знатного больного не только ради его удобства еще и потому, что театр Малого Бурбонского дворца, примыкавшего к Лувру, уже перестраивался, а Пале-Роял, который Месье задумал возвести с размахом в ожидании роскошных балов, каковые должны были сопровождать грядущую супружескую жизнь, еще не был достроен. Естественно, никто не высказывал по этому поводу огорчения ибо галерея, где была представлена часть коллекций кардинала, не могла не восхищать ценителей. Мари де Фонсом впервые попавшая на бал и ждавшая представления королю, обеим королевам и Месье, таращила от восторга глаза и не скрывала радости. Наконец-то она перенеслась в сверкающий мир, о котором мечтала, томясь в монастыре.
Эта молоденькая девушка в синем атласном платье с пышными кружевами, похожими на облака на утреннем небе, с ленточками, вплетенными в ее белокурые, изящно причесанные волосы, с ниткой жемчуга, подчеркивающими стройность ее шейки, составляла со своей матушкой, чей черный бархат и черные же кружева выглядели не трауром, а наилучшим фоном для бриллиантового ожерелья, некогда приобретенного герцогом-маршалом у одного купца из Брюгге, совершенно неотразимую пару, на которую все оглядывались с самыми разными выражениями на лицах. Мадемуазель, первой удостоившая их вниманием, не скрывала восхищения:
— Трудно сказать, которая из вас красивее. Боюсь, дорогая герцогиня, вы не сумеете долго продержать при себе это очаровательное дитя.
— Я совсем не тороплюсь замуж! — возмутилась Мари. — Я хочу быть фрейлиной новой Мадам. Говорят, когда она появится здесь. Месье будет что ни день давать балы.
— Что ж, верно, — согласилась принцесса со вздохом. — В вашем возрасте балы — это действительно самое главное в жизни.
— Разве вы, ваше высочество, больше их не любите? — с улыбкой осведомилась Мари. — Зачем тогда вы тоже их устраиваете?
— Может, и люблю, но не стремлюсь туда так, как прежде. К тому же я не хозяйка у себя дома. Возвратившись из Сен-Жан-де-Люз, я с удивлением обнаружила у себя в Люксембургском дворце мачеху. Она все время плачет, шмыгает носом, всюду роется и мешает моим слугам… Иногда я даже спрашиваю себя, не лучше ли мне было бы уйти в монастырь.
В действительности меланхолия Мадемуазель была вызвана не столько этим вынужденным соседством, сколько будущим браком Месье. Ввиду своего высокого положения она всегда считала, что ее руки достоин разве что король, на худой конец — брат короля. Первый уже заключил брак, а теперь и второй собирался последовать его примеру! Неудивительно, что в последние дни у нее ни на что не глядели глаза. Сильви, отлично знавшая обо всем происходящем, позволила себе улыбнуться.
Маргарита Лотарингская, вторая жена отца Мадемуазель, покойного Гастона Орлеанского.
— Это было бы прискорбным шагом. Я-то думала, что ваше высочество ждет один из европейских тронов, кажется, королей вокруг хватает. Начать хотя бы с английского…
Ее перебила Мари, вскричавшая:
— Смотрите, матушка! Герцог де Бофор! До чего красив! Осанка короля! Восхитительный кавалер!
— Откуда ты его знаешь? — спросила ошеломленная Сильви.
— Как это «откуда»? Вы забыли, матушка? Ведь вы сами познакомили нас в Конфлане! С тех пор я его не забывала. К тому же он несколько раз мелькал в монастыре Визитации.
Даже если бы ей на голову обрушился потолок, Сильви взволновалась бы меньше, чем от слов дочери. Неужели Мари, ее малышка Мари, подпала под чары, пленницей которых стала много лет назад она сама? Смех Мадемуазель похвалившей Мари за хороший вкус, отбил у нее охоту схватить дочь за руку и вместе с ней пуститься наутек. Вед если зло уже совершено, бегство лишено смысла. Свидетельством тому был ее собственный опыт…
Франсуа подходил все ближе, рядом с ним вышагивал Никола Фуке. Герцога сопровождали две девицы, привил которых юная Мари не удержалась от гневного возгласа:
— О боже! С ним эти мерзкие сестры Немур! Не выношу их!
— Полностью разделяю ваши чувства, — подхватила Мадемуазель. — Они не только некрасивы, но и невыносимо высокомерны. Кто-то, видите ли, предрек им, что oни станут королевами!
Обе группы сошлись. После реверансов, цветистых приветствий и еще более цветистых комплиментов, диктуемых нравами эпохи. Мадемуазель стала вышучивать Бофора за его роль сторожа при племянницах, а Фуке отвел в сторону Сильви.
— Я узнал от своего брата, что вам стали досаждать. Этого нельзя стерпеть! Кажется, речь идет о человеке, выдающем себя за незаконнорожденного сына вашего покойного тестя-маршала?
— Именно так. Он якобы располагает подписанным маршалом обещанием жениться на его матери… Все это так запутанно, мой друг, а у вас и без того столько забот…
— Пустое! Ради вас я готов на все. Завтра же повстречаюсь с шевалье де Рагнелем и договорюсь с ним о необходимых мерах. Вашего недруга придется выуживать из парижских низов, поэтому я призову на помощь верного человека — удивительного юношу, обладающего нюхом ищейки и уже оказывавшего мне ценные услуги. Его зовут Франсуа Дегре.
— Я совсем не уверена, что он принадлежит к низам. Он обладает некоторым достоинством, к тому же я дала ему денег…
— Все равно мы перво-наперво займемся притонами. А вы, — Фуке поднес к губам руку Сильви, полуприкрытую кружевами, — должны отдыхать. Предоставьте вашим друзьям поиски субъекта, у которого нет права приближаться к вам даже на лье…
Он мельком глянул на слуг, подтащивших кресло с Мазарини к сцене.
— Вскоре у меня будет почти неограниченная власть. Можете на меня рассчитывать.
Сказав так, Фуке поспешил к королю, появившемуся в зале в окружении блестящих молодых людей. Сильви присела в глубоком реверансе, после чего подошла к группе, состоявшей из Мадемуазель, Бофора и трех девушек, и обнаружила, что сестер Немур трясет от волнения, только что они разглядели своего идола Пеглена и уже готовились, пренебрегая приличиями, броситься к нему. Но Бофор воспротивился этому.
— Либо вы успокоитесь, либо лишитесь моего покровительства! — проворчал он. — Не заставляйте меня пожалеть, что я взял вас на комедию вместо того, чтобы оставить у постели вашей матушки.
— Разве госпожа де Немур хворает? — спросила Мадемуазель.