Сильви уже не так радовалась.
— Раз так, то вы совершаете ошибку, друг мой. Король дал мне ясно понять, что его повеление о ссылке распространяется только на меня, тогда как мои дети будут и впредь пользоваться его милостью, если продолжат хорошо ему служить.
— Слыхали? — вскричал Филипп обрадовано. — Что я вам говорил, монсеньер? Моя мать любит меня и не станет принуждать держаться за ее юбку, зная, как мне дорога морская служба! А вот Мари я рассчитывал увидеть здесь. Где же она?
— Продолжает состоять при дворе Мадам.
— Она часом не лишилась рассудка? То появляется без предупреждения в Ту лоне и предлагает господину адмиралу стать ее мужем, на что тот по своей невероятной доброте соглашается, то снова исчезает, оставляя письмо, коим смеет возвращать ему свободу! Теперь, говорите, она изволила опять прибиться ко двору Мадам? Надеюсь, вы часто видитесь?
— Никогда! — вмешался Персеваль, приходя на помощь Сильви, у которой уже стояли в глазах слезы. — Не мучай мать, я сам тебе все потом объясню. Ты верно предположил, что у твоей сестрицы не все в порядке с головой.
— Ничего, я ее вразумлю. Это теперь входит в мои обязанности. Пусть отчитается передо мной за свои поступки. По правде говоря…
— Забудьте о ней на время, любезный сын мой! — не выдержала Сильви, предпочитавшая, чтобы эту проблему постепенно разрешил ее крестный, неоднократно доказывавший свои дипломатические способности. — Кажется, монсеньер, — обратилась она к герцогу, — вы обмолвились недавно о «дополнительном основании» расстаться с Филиппом. Значит, существуют и другие?
— Как же им не быть? — вставил молодой человек. — Господин адмирал намерен отправиться в крестовый поход и полагает, что у него мало шансов возвратиться живым.
— В крестовый поход?
Бофор с такой силой стукнул кулаком по столу, что подскочила посуда.
— Может, предоставишь слово мне? — прогрохотал он. — Это — мое дело, так что позволь мне самому объяснить его суть твоей матери и господину шевалье де Рагнелю.
Он отодвинул тарелку, осушил бокал, который немедленно снова наполнил лакей, дежуривший у него за спиной. Герцог спохватился:
— Лучше нам остаться одним. Персеваль жестом отправил слуг за дверь. Бофор навалился локтями на стол и заговорил, не тая гнева:
— Мои отношения с Кольбером становятся все хуже. Этот человек меня ненавидит — не возьму в толк, за что…
— Здесь об этом всем хорошо известно, — молвил Персеваль. — Причина — в вашей дружбе с Фуке, в проектах, которые вы вынашивали с ним вдвоем.
— Теперь Кольбер забрал их себе. Я бы не стал его в этом упрекать, если бы он не лишил звания адмирала Франции, его прежнего содержания. С тех пор, как в прошлом году король поручил ему заниматься Западным и Восточным флотами, он во все вмешивается, на все пытается наложить лапу. Да, он строит много кораблей, чтобы королевский флот мог достойно противостоять любому врагу, но я лишен права ими командовать. В моем распоряжении остается всего лишь флотилия старых калош. Доходит до смешного, если мне требуется новое судно и моряки в его команду, то я должен сам за все это расплачиваться! А король его поощряет…
Сильви содрогнулась и тревожно переглянулась с Рагнелем. Ей не стоило труда догадаться, что кроется за бессилием, на которое король и его министр обрекали мало-помалу этого человека, ведь королю уже открылось, кем тот ему приходится. Шевалье и она знали, что Бофор не сможет долго терпеть опалу. Видимо, ставка делалась на то, что в его крови взыграют старые дрожжи Фронды, и он совершит непоправимую ошибку. Сильви не слишком внимательно слушала, как он разматывает клубок своих горьких раздумий. Бофор тем временем жаловался, что его упрекают даже за удачные начинания, как, например, за договор, который он предложил заключить с султаном Марокко, хотя благодаря этому Франция обзавелась бы морскими базами и на Средиземноморском, и на Атлантическом побережье.
— Меня бранят за то, что я суюсь не в свое дело, а Кольбер даже смеет требовать, чтобы я, французский принц, обращался к нему только через секретаря! Мои письма он объявляет неразборчивыми! Потому он, видите ли, так долго оставляет их без ответа!
Если бы эта подробность не подчеркивала лишний раз намерение всесильного министра уязвить адмирала, Сильви встретила бы ее улыбкой. Видимо, с годами Франсуа так и не подружился с орфографией и не научился правильно строить фразы, однако это не могло затмить главного, благородного принца систематически унижал министр, который, при всех его достоинствах государственного деятеля, не останавливался ни перед чем, чтобы нанести ущерб своему недругу и его репутации. Франсуа устало заключил:
— Я заранее знал, что вдвоем нам на флоте не ужиться. Победа остается за ним, король только что назначил его министром по морским делам.
— Неужели вы теперь удалитесь в свои земли? — недоверчиво осведомился Персеваль.
— Вы достаточно хорошо знаете меня. Нет, конечно. Папа Климент IX призывает монархов Европы выступить в крестовый поход с целью очистить остров Канди , владение Венеции, от турок, которые осаждают его вот уже двадцать лет. Двадцать! Не зря эту осаду прозвали «великой»! В этой войне отличился воин по имени Франческо Морозини, генерал Светлейшей Республики. Среди ее немногих союзников — герцог Савойский, мой племянник. Обороняясь от неприятеля, он применил гениальную находку. Когда турки начинают рыть под стенами крепостей подкопы, он низвергает им на головы огромные стеклянные пузыри, полные серной смеси, которые, разрываясь, убивают на месте не менее трехсот вражеских солдат! Такой воин достоин помощи. Недаром султан назначил за его голову огромную награду и послал на битву с ним и с Морозини Фазиля Ахмеда Пашу, своего великого визиря. Во Франции мне больше делать нечего, посему я решил оказать помощь правому делу. Я уже заложил на верфи большой корабль, достойный стать флагманом для адмирала, как бы Кольбер ни пытался превратить этот гордый титул в пустое место!
Настала очередь Персеваля упереться локтями в стол и устремить на Бофора пристальный взгляд. Глаза его сузились, превратившись в узкие щелочки.
— Погодите-ка, монсеньер! Ведь вы не вправе уехать без дозволения короля! А он поддерживает неплохие отношения с Блистательной Портой, дабы таким способом уравновесить могущество Габсбургов. Теперь нашего короля можно даже назвать союзником оттоманского султана.
— Несомненно, но при этом он остается христианнейшим королем и не может себе позволить пропустить мимо ушей призыв римского папы.
— То есть он оказался между двух огней? А не знаете ли вы часом, как на это смотрит Кольбер? Бофор улыбнулся с горькой иронией.
— Тут я вас удивлю, он согласен на отправку флота и экспедиционного корпуса и на назначение меня командующим всей экспедицией!
— Поразительно!
— Вот-вот! До такой степени, что я чуть голову не сломал, гадая о причинах этой внезапной снисходительности, пока не понял, Кольбер усматривает в этом блестящую возможность от меня избавиться. Не знаю пока что, как именно он добьется своего, но чувствую, что это и есть разгадка.