Ну, что я говорила! Никого! А за Змея Горыныча ты приняла вон тот высокий куст с посеревшей от пыли листвой.
Истеричка тупая! Марш в больницу, пока твоя находка еще жива!
Вот только в какую? В ближайший райцентр? Ох, не знаю, Монике необходимо самое современное реанимационное оборудование, которое вряд ли имеется в районной больничке.
Будь ее родители в Москве, я немедленно позвонила бы им, но увы...
Так, а что «увы»? Для чего существует мобильная связь, в конце концов! И с Мальдивских островов можно организовать процесс доставки своего ребенка в нужную клинику.
Я вытащила мобильник и, покопавшись в записной книжке, нашла номер Элеоноры. Гудок, второй, третий...
– Да, слушаю! – что-то голос у нее не очень веселый, на отдыхе ведь тембр должен негой сочиться, а не тоской.
– Элеонора Кирилловна, это Варвара.
– Варвара? – искренне удивилась женщина – меньше всего можно ожидать на отдыхе звонка от своего психолога.
– У меня очень мало времени, поэтому прошу вас не задавать лишних вопросов – промедление смерти подобно, причем в прямом смысле слова. Ваш муж рядом?
– Н-нет, он уехал на рыбалку с гидом.
– А мобильный у него с собой?
– Нет, он оставил его мне, чтобы не отвлекал никто.
– Плохо. А вы сами можете организовать срочную доставку Моники в хорошую клинику?
– Что?!!! Но... как... – Голос упал до шепота, затем в трубке послышался шум падения, заполошные возгласы на английском, и я нажала на кнопку отбоя.
Так, родители Моники мне не помогут – отец на рыбалке, мать в обмороке, что вполне понятно, но ждать возвращения ее адекватности времени нет.
Ну что же, придется действовать самой. И побеспокоить того, кому не собиралась звонить ни в коем случае.
Вот только подобный сегодняшнему случай предусмотрен не был, тут уж не до принципов гордой барышни, так что давай, Варька, набирай прочно сидящий в памяти номер.
– Здравствуйте, Варя, – не голос, а успокоительный бальзам. Стоп, у него что, мой номер в память мобильного внесен? Вот уж не думала... – Искренне рад вас слышать.
– Здравствуйте, Мартин. У меня к вам огромная просьба, дело очень срочное, иначе я не стала бы вас беспокоить.
– А напрасно. Вы можете меня беспокоить в любое время.
– Спасибо. Мартин, я сейчас в тридцати километрах от Москвы, еду по Минскому шоссе, у меня в машине находящаяся при смерти девушка, которой необходима срочная помощь в хорошей клинике.
– Что с девушкой? Авария? Вы ее сбили? – Все-таки он молодец – ни одного кретинского вопроса, только по существу.
– Нет. Это Моника Климко...
– Дочь Игоря Дмитриевича, председателя правления...
– Да, она. Я нашла ее в лесу, она истощена и изранена, на теле живого места нет.
– Понял. Дай подумать. – Ой, давай так и останемся на «ты»! – Клиника моего приятеля, в которой выхаживали вас с Олегом, находится на противоположном от тебя конце Москвы, на машине ты будешь добираться очень долго...
– Долго нельзя!
– Тогда так. Как только увидишь дорожный знак с указанием любой больницы, сверни туда, пусть хоть какой врач рядом будет, если что – укол поддерживающий сделает. Оттуда сразу звони мне, сообщи, где вы. Я высылаю вертолет.
Это все здорово, только... Я езжу по этой трассе почти каждый день и выучила ее практически наизусть со всеми поворотами и придорожными знаками, и указателя на больницу не помню.
Значит, надо остановиться, достать из бардачка автомобильную карту Московской области и поискать там ближайший населенный пункт, где есть хоть какое-нибудь медицинское учреждение.
Что я и сделала.
Сегодня определенно был день Моники. Не более чем в десяти километрах от той точки, где стоял мой джип, находился, если верить карте, небольшой городок, возле которого имелась пометка в виде красного креста, означавшего, что больница там есть!
Первым делом я позвонила Мартину и сказала, куда мы направляемся. Зачем терять драгоценные для девушки минуты, чем раньше прибудет вертолет, тем лучше.
Так, а теперь в больницу. Я оглянулась назад:
– Держись, хорошая моя, держись. Помощь уже в пути, мы тебя вытащим. Ты только держись. Моника?
Ох, не нравится мне это! Девушка и раньше была не самым румяным в мире человеком, но сейчас странно запрокинутое лицо приобрело жуткий синюшный оттенок, и... Грудная клетка была неподвижна!
Она что, не дышит?!!!
Меня буквально смело с водительского сиденья. Распахнув заднюю дверцу, я трясущимися руками попыталась нащупать сонную артерию Моники. Но дурацкий тремор меньше всего способствует поискам пульса, особенно если этот пульс слабый. Или если его вообще нет...
– Ты что творишь?!! – взвыла я. – Ничего лучше не придумала, как умереть в момент спасения, когда до больницы осталось каких-то десять минут езды? Нет уж, дорогуша, фигушки!
Хорошо все-таки иметь просторную машину. Можно спокойно разложить заднее сиденье и заняться реанимационными процедурами.
Впрочем, слово «спокойно» в данной ситуации как-то не к месту. Потому что Моника действительно не дышала. И биения сердца я, приложив ухо к грудной клетке, не услышала.
Самое ужасное, что я не знала, когда именно это произошло. И есть ли смысл трепыхаться.
Но для меня он был! Потому что сегодня – день Моники, она смогла вырваться из лап маньяка, позвать меня, к нам на помощь летит вертолет, ее ждут в лучшей клинике Москвы, и, в конце концов, я уже сказала ее маме, что дочь жива! А новой потери своей девочки Элеонора не вынесет, и на моей совести будет две смерти!
Что? При чем тут я? А при всем!
И я продолжала чередовать непрямой массаж сердца с искусственным дыханием. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три...
Не знаю, сколько это продолжалось – минуты или часы, время словно остановилось. Не было ничего – ни рева проносившихся мимо фур, ни гудков автомобилей, вроде бы подошли какие-то люди, о чем-то спрашивали, но это все там, за полупрозрачной пеленой реальности. А здесь, внутри кокона, были только мы с Моникой. И мерные, повторяющиеся движения: раз-два-три.
Ничего не получалось, я это чувствовала. Под моими руками лежала пустая оболочка, утратившая душу. Но, может, душа еще не очень далеко улетела? Может, она меня услышит?
– Подумай о маме, девочка! Она столько вынесла за этот год, и теперь, когда ты вернулась... Моника, вернись! Вернись, слышишь?!!
Раз-два-три.
И вдруг... странное ощущение, словно слегка шелохнулся воздух. А тело под моими руками перестало быть пустой оболочкой. Нет, физически пока ничего не изменилось, но... это трудно описать. Я просто поняла – Моника вернулась.