Дверь за его спиной скрипнула.
Павел обернулся и увидел на пороге комнаты невысокого лысого мужчину с выпуклыми, чересчур яркими темно-карими глазами. Павел сразу узнал бы его, даже если бы не встречал совсем недавно на приеме. Это был не кто иной, как миллионер и политик Илья Борзовский.
— Сядьте, мистер Камински! — проговорил Борзовский, с любопытством разглядывая Павла. — Сядьте, а то моя охрана нервничает. Как вы понимаете, нас видят. Видят, но не слышат. Наш разговор не слышит никто, кроме нас с вами.
Павел снова почувствовал, что все повторяется, повторяется почти дословно. Он опустился в кресло, взглянул на Борзовского и спросил:
— Что вам от меня нужно? Зачем меня сюда привезли, причем привезли против воли? Ведь это похищение человека, преступление…
— Давайте отбросим эти глупости… похищение — это для безобидных обывателей, а вы профессионал. Для начала мне хотелось бы знать, кто вы на самом деле. Ведь Дуглас Камински — это псевдоним. Я это понимаю, сам живу здесь под псевдонимом, но все же… Мои специалисты проанализировали вашу английскую речь и установили, что вы, несомненно, русский. Так что мы можем с вами говорить на родном языке. Итак, кто же вы такой?
— Дуглас Камински, — ответил Павел с натянутой улыбкой. — Боюсь, вы меня с кем-то путаете.
— Да Бог с вами! — Борзовский поморщился. — Не больно-то и хотелось. Камински так Камински. Собственно, вы интересуете меня постольку-поскольку. Крутитесь возле моей жены, суете всюду нос, а я этого не люблю. Так на кого же вы работаете? На ФСБ? Нет… мои люди провели расширенный поиск и не нашли вас в базе этой достойной организации… разве что вы из какого-то сверхсекретного отдела, подчиняющегося лично Патрушеву…
— Уверяю вас, вы ошибаетесь!
— Хотя ведете себя как профессионал, как опытный сотрудник спецслужб… ну уж не обижайте, удовлетворите мое любопытство: на кого вы все-таки работаете?
— А что иначе? Вы будете меня пытать?
— Да что вы, дорогой мой! — Борзовский брезгливо поморщился. — Как вы могли так подумать? Я просто переговорю со своими английскими друзьями, и вас выдворят из страны. В двадцать четыре часа. А вы, мне кажется, не закончили еще своих дел. Так что ваше руководство, кем бы оно ни являлось, будет разочаровано. Поэтому лучше не ссорьтесь со мной и поделитесь информацией. Возможно, это будет взаимовыгодно…
— А вы умеете вести переговоры! — Павел усмехнулся.
— Еще бы! В этом секрет моих успехов… итак, на кого же вы работаете?
— На частное лицо… — проговорил Павел после недолгого раздумья. — На достаточно влиятельного человека, который хочет выяснить, кто устранил Литовченко. И должен сразу сказать — вы находитесь в списке подозреваемых.
— Вот удивили-то! — Борзовский негромко засмеялся. — В чем только меня не обвиняли — от роста цен на нефть до глобального потепления! А уж в убийстве Литовченко — это и сомневаться не приходится!
— А это не так? — Павел внимательно следил за лицом собеседника, ожидая его ответа.
— Разумеется! — Подвижное лицо Борзовского скривилось, правая бровь иронично приподнялась. — Скажите на милость, да зачем мне его убивать?
— Например, для того, чтобы повесить его убийство на своих политических противников, или, что более вероятно, из-за собранного им компромата…
— Нет, дорогой мой, вы точно сотрудник спецслужбы! — Борзовский снова рассмеялся. — Вы мыслите в точности как офицеры спецслужб, да еще как голливудские сценаристы: для тех и других главное в истории — тайные досье, секретные данные, шифровки… в жизни, друг мой, все гораздо проще! Когда какой-нибудь западной фирме нужно навести справки о российском бизнесмене или политике — она не будет обращаться к бывшим сотрудникам ФСБ или разведки, она обратится к серьезной адвокатской или консалтинговой конторе, и та за несколько часов и за вполне умеренную сумму подготовит исчерпывающее досье. Впрочем, там, откуда вы приехали, многие мыслят такими же голливудскими категориями и верят в страшную силу секретных досье. Так что я не мешал Литовченко заниматься сбором компромата на российскую элиту. Он мне нисколько не вредил, напротив, был даже полезен — его можно было использовать как пугало для некоторых зарвавшихся чиновников. А насчет того, чтобы повесить его убийство на кого-то из противников, — это полный абсурд: вы же видите, что я сам оказался в списке подозреваемых! Нет, дорогой мой, его смерть была мне невыгодна!
Вдруг в кармане у Борзовского зазвонил мобильный телефон.
Он недовольно поморщился, поднес трубку к уху.
Лицо его вытянулось, стало еще более озабоченным. Он отключил телефон и бросил Павлу:
— К сожалению, я вынужден вас ненадолго покинуть. Дела, знаете ли. Но наш разговор не окончен, и вам придется меня дождаться. Вам принесут чай или кофе…
Не дожидаясь ответа Павла, Борзовский стремительно покинул комнату. С улицы донесся звук отъехавшей машины, и снова наступила тишина.
Павел опустил голову и задумался.
Если Борзовский говорит правду — он действительно не заинтересован в смерти Литовченко. Если, конечно, он действительно говорит правду… но можно ли ему верить?
Пока Литовченко собирал материалы для своей скандальной книги о московских взрывах — опальный миллионер, несомненно, охотно оплачивал его счета и позволял заниматься своими расследованиями. Однако когда он понял, что Литовченко, живя за его счет, просто-напросто собирает за его спиной компромат на известных российских бизнесменов и политиков, чтобы использовать его для банального шантажа, — он мог здорово разозлиться. Особенно если Литовченко накопал что-то и на него самого. Да и без того Борзовскому не хотелось, чтобы его имя связывали с именем шантажиста.
Разозлиться — да, но настолько ли, чтобы убить?
Самое естественное — он мог отказать шантажисту в гостеприимстве, прекратить выплачивать ему ежемесячное содержание, оплачивать жилье. Мол, если занимаешься своим собственным грязным бизнесом — так и живи за свой собственный счет. Но убивать Литовченко ему действительно было совершенно невыгодно, потому что это убийство легко могло быть связано с ним самим. Скотленд-Ярд — организация серьезная и неподкупная: если какие-нибудь следы приведут к беглому русскому миллионеру, дотошные англичане эти следы непременно найдут и, если даже не предъявят ему обвинение в убийстве за отсутствием или недостаточностью улик, запросто могут лишить его политического убежища, а это для Борзовского равносильно смерти…
Павел поднял голову и прислушался.
В воздухе чувствовалась какая-то напряженность. Шестое чувство, которому он привык доверять, которое не раз спасало ему жизнь, предупреждало его об опасности.
Вдруг за дверью раздались какие-то встревоженные голоса, негромкий вскрик, затем послышался звук, как будто на пол упало что-то тяжелое, и снова все стихло.