У входа в караульное помещение, раскинув руки, лежал без сознания избитый Яир.
Марк пришел в ярость.
– Это мои рабы! Мои!
Он оттолкнул одного из легионеров, вырвал тренировочное копье из рук другого и с треском сломал о колено.
– Кто позволил их трогать?! Тот будет иметь дело со мной!
Легионеры отступили.
Златокудрый вынул Кфира из тачки. Тот дрожал все телом и громко плакал. За прошедшие сутки он заметно осунулся.
– Не бойся, никто тебя не тронет! – сказал Марк и погладил ребенка по голове.
Мальчик не понял слов, но смысл осознал. Он перестал плакать и даже попытался улыбнуться.
– Подожди здесь!
Оставив малыша у дверей претория, Марк вошел внутрь. В небольшой чистой комнате не было ничего лишнего: стол, стулья, шкаф, кушетка. В углу висел красный плащ примипила, на стуле – перевязь с мечом, в углу стоял маленький круглый щит и метательный дротик.
Сорокалетний Авл Луций сидел за столом и что-то писал. Он был грузен, краснолиц, с коротким ежиком седеющих волос вокруг загорелой лысины. Вскинув к плечу сжатый кулак, Марк доложил о своем приходе.
Примипил встретил его легкой улыбкой, встал и двинулся навстречу.
– Я знаю, что ты выполнил приказ, и доволен. Я видел тебя в деле под Кейсарией, знаю, что ты смел, инициативен, хладнокровен… А теперь знаю, что ты способен командовать!
Авл подошел вплотную, оказавшись немногим выше плеча аквелифера, и произнес уже более тихим голосом:
– Раньше я тебя поощрял только взглядом или улыбкой, но вот теперь…
Горячая рука легла на спину Марка, чуть ниже панциря, и медленно стала сползать вниз.
– Но теперь у меня есть желание возвысить тебя по достоинству, как по службе, так и по дружбе, – главный центурион легиона снизу вверх смотрел на молодого офицера, в то время как его ладонь скользнула по подтянутому заду.
– У тебя твердые ягодицы, как орехи…
Марк мягко, но решительно отстранил руку командира. Он чувствовал, что лицо заливает краска. Но не стыда, а ярости, которая опасно разгоралась в его душе. Он постарался сдержаться, чтобы она не выплеснулась наружу.
В легионе все знали о пристрастии Авла Луция к молодым и сильным воинам. Для Марка также не было тайной это порочное влечение. Но до сих пор оно его никак не касалось, и ему было все равно, кто дарит первому в легионе центуриону минуты радости. Теперь же циничный жест, масляные глазки и откровенная улыбка Авла не оставляли сомнений в том, на кого пал выбор сегодня.
Марк помрачнел и стал судорожно соображать, как выйти из ситуации, не потеряв лица и не испортив отношения с командиром. И спасительная мысль пришла.
– Позвольте подарить вам раба, примипил! – почтительно сказал он. – Вчера я пленил его в бою у Желтых Скал. Это очень симпатичный молоденький мальчик…
– Мальчик? – оживился Авл Луций. – И он сражался, как взрослый?
– Во всяком случае, я едва увернулся от его кинжала, – обтекаемо сказал Марк.
И, подойдя к двери, позвал Кфира. Тот, с надеждой глянув на своего заступника, робко вошел в преторий.
– Прекрасный подарок, Марк, – осмотрев мальчика, захохотал примипил. И счел нужным пояснить:
– Ты еще молод, мало жил в Риме, и, ясное дело, не вращался среди патрициев. Кое-какие традиции могут показаться тебе странными. Но теперь у тебя есть шанс существенно изменить свое положение и лучше изучить столичную жизнь. Ты хочешь этого?
Легионер молчал, не зная, что первый центурион подразумевает под словом этого. Командир многозначительно потрепал его по плечу.
– Меня вызывают в Рим, – сказал он и выдержал многозначительную паузу. Потом продолжил:
– Я должен доложить обстановку в Иудее и получить новое назначение. Скажу по секрету – я намереваюсь жениться и навсегда осесть в Риме…
Примипил снова захохотал и цинично подмигнул.
– Некоторые вольности не могут помешать семейному счастью!
Марк принужденно улыбнулся. Он не мог понять – к чему клонит первый центурион.
– Через два дня я отбываю и предлагаю тебе ехать со мной начальником личной охраны…
Авл Луций замолчал и уставился на него, явно ожидая благодарностей. Марк представил свое убогое жилище, Руфь, шагистику под изнуряюще палящим солнцем, постоянные стычки с бунтовщиками, тоскливое существование и неопределенное будущее. А на другой чаше весов – блестящий Рим, почетная служба и широкие перспективы. Да, предложение действительно заслуживало благодарности!
Он поклонился своему командиру и твердо произнес:
– Спасибо, мой примипил! У тебя не будет более преданного воина и охранника, чем я.
Наверное, это были именно те слова, которые от него хотел услышать Авл Луций.
* * *
Через двадцать дней Марк Златокудрый, в легком кожаном панцире под красной пенулой [14] , ступал по римским мостовым, не опасаясь змей и скорпионов под ногами или выпущенной из засады стрелы. Полтора года он не был в этом городе, не видел его обитателей, столь не похожих друг на друга и в то же время отмеченных какой-то печатью общности. Полтора года не слышал он какафонию разноязычной речи, не вдыхал не очень-то приятный, но столь знакомый запах улиц. И хотя в Риме Марк в общей сложности прожил не более полутора лет, это был город, с которым он не собирался расставаться. Здесь он непременно добьется успеха и признания. Теперь он в этом не сомневался. Наступила полоса везения, его подхватила волна успеха, и надо только удержаться на гребне этой волны!
Авл Луций, к удивлению своего молодого охранника, владел весьма неплохой виллой недалеко от Колизея. Марку была отведена комната в одной из пристроек. И хотя его быт мало чем отличался от быта немногочисленных слуг и рабов, по сравнению с жизнью в Хале это было райское существование. Нормальная еда, щадящий климат, отсутствие тягот походной службы, а главное – мирная обстановка, без тревог, нападений и засад.
У него в подчинении находились четыре бывших легионера, которые, сменяясь, постоянно охраняли дом и сопровождали Луция во время выходов в город. Кроме того, он фактически командовал и рабами, захваченными в Желтых Скалах. Яир находился при нем, а Кфир – при Луции, но поскольку все жили в одном дворе, это отличие не ощущалось.
Служба была необременительной и приятной. Первое время охрана почти каждый день сопровождала хозяина к важным сановникам при дворе императора Веспасиана. Конечно, в триклиниум [15] , где за ужином подавали по семь блюд, их не пускали, но зато они спокойно сидели в саду под деревьями и предавались отдыху.