«Господи, – лихорадочно думал он, – что же я наделал, как же мог пойти на это?! А дядя, он за это кольцо меня…»
Шатаясь из стороны в сторону, он кое-как добрел до уборной и стал швырять горсти воды в лицо. Эта процедура несколько освежила его, и Бояров начал припоминать некоторые другие подробности минувшей ночи. Кольцо он заложил за тысячу рублей, на два дня. Значит, выкупить его он обязан не позднее завтрашнего вечера или ночи. А где взять деньги? Павел обшарил все карманы, но кроме скомканного платка ничего не обнаружил.
«Что же было потом, когда я получил эту тысячу? Ну, мы еще выпили, и я пошел к столу, – мучительно вспоминал он. – Играл ли я и дальше? Выиграл? Вряд ли! Неужели проиграл еще что-то? Виктор, Виктор, где он, черт его дери?!»
В комнату постучал лакей и сообщил, что обед подан.
«Значит, уж три пополудни, – сообразил Бояров. – Дядя, конечно, послал лакея, забеспокоился. Как быть? Когда же появится этот проклятый Хомутов?»
Он сказал лакею, что плохо себя чувствует и не сможет выйти к столу.
– Голубчик, распорядись, чтоб мне сюда подали какой-нибудь закуски и… и графинчик.
Превозмогая отвращение и борясь с тошнотой, он выпил большую рюмку водки и попробовал закусить кусочком холодной телятины. Как ни странно, через несколько минут ему полегчало. Павел вновь и вновь возвращался к воспоминаниям той проклятой ночи, но продвинуться дальше того, что он вновь подсел к столу, не мог. Ах, как ему нужен был Виктор! Сейчас же! Но этот нахлебник, как нарочно, не казал носа.
«Дядя уже, конечно, заволновался. Не выйти к ужину будет нельзя. И хотя Василий Васильевич кушает у себя, безусловно, поинтересуется, что с племянником. Но идти к старику в таком виде просто нельзя. И как он объяснит отсутствие перстня? Только Виктор может прояснить картину происшедшего…»
К счастью, на ужин его не позвали. Ночью он почти не спал, метался по комнате и посылал на голову своего друга самые ужасные проклятия. Самым скверным было то, что он не знал, где живет этот самый Хомутов, а спрашивать у прислуги было совсем уж глупо: дяде наверняка тотчас же доложили бы о его расспросах. У него оставался лишь один день, чтобы выкупить злополучный перстень!
Под утро Бояров заснул тяжелым, тревожным сном. Проснулся оттого, что лакей осторожно трепал его за плечо:
– Барин, барин!.. Там господин Хомутов непременно хотят вас видеть. Сказывают, вы нужны им позарез горла. Прикажете впустить?
– Да! – почти заорал Павел. – Быстро, сейчас же!..
Он стал судорожно одеваться, нетерпеливо глядя на дверь.
Хомутов был, как всегда, бодр и свеж, опрятно одет, от него исходил приятный запах французского одеколона.
– Ну, братец, ты же и выступил второго дня! – заявил он вместо приветствия и опустился в кресло. – Я и не знал, что ты такой заводной. А главное, не хотел меня слушать. Будто нарочно все наоборот делал…
– Хватит учить меня, – Павел подскочил к товарищу. – Говори, что было потом! Говори не мешкая! У меня все мозги напрочь отбило. Ну же!
– Ты что, правда ничего не помнишь?!
– Да рассказывай же, черт тебя побери!..
– С какого момента рассказывать-то?
– Да с того, как я получил эту проклятую тысячу. Я что, опять сел играть?
– Ну да! И все спустил этому Булкину. Ты и играть-то толком не мог…
– Я опять задолжал?
– Да пустяки, семнадцать рублей. Тому капитану, с которым ты начинал. Только не волнуйся, он не в претензии. Сказал, чтоб ты не беспокоился об этом долге.
– Да дьявол с ними, семнадцатью рублями, не в них дело! Главное – перстень! С перстнем-то что делать?!.
Хомутов был искренне удивлен и совершенно не понимал, почему товарищ так волнуется.
– Дался тебе этот перстень! На кой он тебе нужен-то? Прав был Булкин: железка и пятисот целковых не стоит! Будь доволен, что тысячу за нее выручил и смог из игры сухим выйти…
– Да ты с ума сошел! – Бояров даже голос потерял от волнения. – Я же объяснял: дядя его очень ценит! Это символ признания меня наследником! Пойми ты: нет перстня – нет и наследства! Он мне сказал: если что с кольцом случится…
Теперь уже Хомутов поднялся с кресла и серьезно уставился на друга:
– Так какого же ты черта закладывал такую важную вещь?!
– А что мне оставалось делать? Ждать, пока вышвырнут с позором, как нашкодившего котенка?! Чтобы потом в свете не мог показаться?
Хомутов скривился.
– Да хоть бы и так! Подумаешь! За такое наследство можно и битым быть!
Павел нервно забегал по комнате.
– Виктор, у нас до момента выкупа несколько часов осталось. Давай что-то придумывать. Просить деньги у дяди не могу: он меня убьет. Лишит всего. Я в Петербурге один, у меня кроме тебя никого нет. Найди мне эту треклятую тысячу, хоть из-под земли!
Компаньон развел руками.
– Легко сказать, найди! Я, брат, беден как церковная мышь. Ты не смотри, что у меня фрачок модный и рубашка чистая. Без этого я и прокормить-то себя не смогу. А так, у меня за душой и трояка нет. Клянусь тебе!
– Да что мне твои клятвы! – досадливо вскричал Бояров. – Ты же здесь живешь, у тебя полстолицы в друзьях ходит! Займи на день, на два! Покажу дяде это чертово кольцо – он мне опять ссудит тысячу, и не одну. А там уж… Ты же сам видишь, как он сдал… Войду в наследство – тебе голодать не придется! Клянусь!..
Хомутов расстроенно уставился в пол.
– Ах, душа моя! Да разве ж я не понимаю весь трагизм положения? Только друзья мои… одни – не очень состоятельны, другим я и сам задолжал. Однако делать нечего: до двух ночи надо выкупить перстень… Ах, если б я знал, что за вещь ты закладываешь… Я бы тебя за шиворот выволок из-за стола. Одевайся, поедем!..
К девяти вечера они, казалось, объехали весь город. Хомутов выскакивал из коляски, стучался в какие-то двери, куда-то заходил, вновь садился в коляску, проклиная людскую неблагодарность и скаредность. Ему удалось назанимать четыреста рублей. Но этого было явно недостаточно. Наконец, он сказал тоном, не терпящим возражений:
– Все, поздно кататься. Возвращаемся к графу. Зайдем вместе, падем в ноги. Если твоему дядюшке и вправду так дорого это колечко, пусть дает тысячу. Другого выхода нет. И времени нет! Десятый час уж. До двух с гулькин нос осталось…
Предложение звучало вполне разумно, и Боярову не оставалось ничего другого, как согласиться.
– А ты-то зачем к дяде идти со мной собрался? – поинтересовался он у товарища.
Тот хитро подмигнул.
– А за тем, что ему на нас двоих легче орать будет, а мы вдвоем проще перенесем все, что на головы наши падет. Только уж ты, Павел Львович, как богатым станешь, не забудь мои старания и жертвы моральные…