Комната отдыха медицинского персонала. Сейчас я хорошо представляю, для чего она служит.
– Ты совершенно измотан…
– Да…
– Ты выбился из сил…
– Да…
Мягко уложив ее на спину, я почти покинул этот мир, как вдруг услышал:
– Я тебя заведу…
Что-то тревожное скользнуло внутри меня тонкой змейкой, и я решил подстраховаться:
– Ты любишь петь?
– А ты заводишься от пения? – то ли удивившись, то ли выясняя, спросила она.
– Нет.
– Тогда молчи…
И руки ее скользнули от моей груди к моему животу…
Чуть позже, заворачивая волосы в клубок на затылке, она призналась:
– Знаешь, когда нет времени все обставить пристойно, а желание побеждает, я не пытаюсь выглядеть прилично.
– Как мы похожи.
– Но ты ведь не говоришь себе: «Мы оба голые… мы на ворохе нашей одежды… Мимо проносятся машины… Интересно, они видят сквозь тонировку мою грудь?»
– Какие машины?..
– Я представляю не себя, я представляю другую, и эта другая может вести себя как угодно. Я, когда была сейчас с тобой, видела ту, другую, со стороны. И она мне рассказывала, глядя через твое плечо: «…Я на спине… И снова – ни поцелуев, ни ласк. Он вошел в меня с легкостью ночного вора, проскользнувшего в спальню на первом этаже…»
Кажется, мне пора уходить. Эта детка не из психиатрического отделения? Может, здесь и такое есть?
– И она говорила мне, – рассказывает мне новая знакомая, держа в зубах шпильки для волос. – «Вот он стал двигаться: размеренно, медленно, гладко – скользя одновременно снаружи и внутри моего тела. Двигался так, будто не собирался останавливаться никогда. На груди и животе его тоже выступил пот, но скольжение влажных тел кожа к коже от этого стало более раскованным и сильным. И вот… вот.. я не верила себе: прошло уже четыре чертовы минуты, а этот парень – представьте! – не остановился. И двигался все увереннее и сильнее, продолжая властно смотреть мне в глаза. Кто сказал, что у женщины они во время этого закрыты? Ха!.. Попробуйте оторваться от мерцающей глубины этого встречного взгляда…»
– Ты знаешь… – я торопился со шнурками и никак не мог завязать бантик. – Меня уже заждались, наверное. Я на минутку-то и выходил… А нам вставать рано, у нас автопробег…
Я рассказывал ей о своих проблемах, она посвящала меня в свои:
– «…Чем дольше и увереннее он двигался, тем сильнее я чувствовала, как навстречу мужской требовательности помимо воли рвется какая-то дикость. И это было не остановить, как не остановить косяк лососей, идущих против течения. Во мне просыпалась другая женщина: нет… даже не женщина – самка. Которая позволила себе встретить чужое желание… Она томно выпрямилась, встала…»
– Кто? – не выдержало-таки мое любопытство, и я скосил в сторону прелестницы красный от напряжения глаз.
– Самка.
Я вскочил и схватил пиджак в охапку.
– Целую! Мне так хорошо с тобой было.
– Подожди, я еще не кончила… И вот та, другая, наконец-то слилась со мной!
– Меня потеряли, честное слово!
– И стала расширяться внутри. Она росла и росла, пока не заполнила меня полностью. Всю, до кончиков пальцев рук и ног… Она полностью заполнила и голову, изгоняя оттуда злость, усталость, груз проблем последних дней и способность соображать в принципе. Где мои руки, где язык?.. Что со мной делают руки и рот мужчины?..
Я послушно сел рядом с ней. Пусть кончит. Что, я не человек, что ли?
– А потом я возликовала, потому что родилась женщиной!.. Потому что это чудо происходит вне тела мужчины!.. Ему не дано испытать в полной мере, что это такое!.. когда чистейшая радость толчками двигается изнутри к поверхности, расходясь до последних границ тела!.. Волна за волной, расширяясь и отступая, переходя от ослепительного белого полуденного света к сумеречной розовости последних закатных лучей!..
Жаль, блокнота нет, я бы записал.
– Ты не слышала о таком – доктор Бережко? – изнуренный, никакой, я сидел и гладил ее по голове.
И тут посыпалось как из рваного мешка:
– Завтра увидимся? Ты надолго? Это я доктор Бережко. А почему ты спрашиваешь?
Антоныч, гад… Ну, конечно, зачем далеко ходить, если в одном санатории можно все сливки собирать!
– Конечно, увидимся. За завтраком.
В номере посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что уже утро. Разделся. Выбрал из стопки самое пушистое из четырех одинаковых полотенце, скрутил и, проходя мимо Антоныча, врезал ему по заднице.
– Вставай, ночной вор, проскользнувший во все спальни первых этажей этого санатория! – и ушел в душ, слушая вслед что-то очень похожее на просьбу удалиться.
Но когда покрытый росой вышел, он уже сидел на стуле, дожидаясь своей очереди.
Через десять минут он вышел из душа прежним Антонычем, и мы разбудили Геру. А еще через десять, когда мы уже были готовы к выходу, явился Гриша. Настроение у него было приподнятое, он передвигался уже увереннее, хотя ощущение, что вместо одной из ног у него протез, не оставляло.
– Сказали, ничего страшного. Два дня масочек – и все заживет.
– Масочек? – переспросил я.
– Скажи, чтобы перед встречей с женой приладили масочку льва, – посоветовал Антоныч.
Завтракать в санатории мы посчитали моветоном. Птичьи права не позволяли нам объедать честных постояльцев. Впрочем, причина поиска кафе заключалась, конечно, не в этом. Чтобы обожрать этот санаторий, нужно было немало постараться. Просто захотелось настоящего кофе и жареного, с корочкой, мяса. Прокатившись с пяток минут по городу, мы обнаружили пристойный ресторанчик. Название в стиле непритязательной окраинной фантазии: «Такеши». Учредители вывернули себя, что называется, наизнанку. В итоге получился ресторанчик, название которого произнеся вслух, сразу хочется добавить: Китано. И все сразу ясно – как бы японская кухня. Парадокс заключается в том, что если на окраине Токио открыть ресторан «Федор», то никому не придет в голову, что – Бондарчук. Кровищи и тот и другой пролили немеряно, а вот не выходит в Токио после «Федора» Бондарчук, и все. А в Зеленограде Китано после «Такеши» – без проблем.
Но когда мы вышли и направились к входу, я свернул с дороги к киоску, который стоял неподалеку.
– Да брось ты, что за привычка?
Антоныч возмущается, потому что знает мою привычку покупать в каждом городе сувениры. Но на этот раз не кустарщина привлекла мое внимание. Я увидел яркую коробочку с ликом Оскара Питерсона. Лучший джазовый пианист всех времен и народов в формате МР3 – вот чего мне всегда недоставало в машине.